На заре земли русской
Шрифт:
Крепко сжав основание, Всеслав почувствовал такую привычную тяжесть оружия, холод металла, медленно поднял меч и коснулся лезвия губами. Руки его дрожали.
– Встань за Русь! – неслось со всех сторон. – Отомстим за реку Альту! Сохраним Киев-град!
– Сохраним, – тихо промолвил Всеслав. Толпа ликовала.
Из своей отдалённой горницы Злата слышала шум на площади и хотела посмотреть, что там творится, но, как назло, единственное окно выходило на иную сторону. Неожиданно дверь открылась, и без стука влетел взволнованный, раскрасневшийся Мстислав.
– Идём, душа моя, – он схватил Злату за руку, но она вырвалась и отступила к стене. –
– Не пойду с тобою, – строго сказала девушка. – Трус он, подлец, как и ты.
Мстислав на секунду закрыл глаза, глубоко вздохнул, сдерживая гнев. Злата прижалась спиной к стене, почувствовала тепло, исходящее от дерева.
– Народ тёмный, все в неведении слепом, вишь ты, против князя своего же поднялись, – продолжал Мстислав, протягивая руку Злате, но она стояла, не двигаясь, и слушала его, глядя куда-то в сторону. – Отец не сумел их сдержать, пожгут они тут всё, до тебя доберутся, не боишься?
– Не боюсь, – прошептала Злата. – Мне всё равно.
– Я запру тебя, – пригрозил княжич, мельком поглядев в окно. – Братец твой тебя не найдёт, а более ты не нужна никому.
– Мне всё равно, – повторила девушка. Ничто не выдавало её испуга, кроме бледности.
Мстислав понял, что ничего от неё не добьётся, пожал плечами и направился к выходу, однако не торопился, надеясь, что она всё же одумается и пойдёт за ним. Когда он был уже у дверей, сзади послышался лёгкий шорох шагов. Мстислав обернулся, остановился.
– Что произошло там, на дворе? – спросила Злата.
– Горожане разбушевались, – буркнул он. – Забросали каменьями терем, потребовали освободить князя Всеслава…
– Так ты и впрямь лгал мне? – удивлённо переспросила Злата. Тёмные глаза её были широко распахнуты, изумление послышалось в голосе. Мстислав понял, что проговорился, и что его обман раскрыт. Ничего не ответив, он стрелой вылетел из горенки. По ту сторону двери послышался скрежет ключа и быстрые удаляющиеся шаги.
В главной горнице гулял ветер. Некоторые окна были выбиты, вещи разбросаны, высокие стулья с резными спинками перевёрнуты. Часть сундуков и ящиков стояли открытыми: видать, киевляне, подхваченные и ослеплённые общим духом восстания, разграбили покои Изяслава. Даже дверь, и ту сорвали с петель, когда пытались добиться того, чтобы бывший великий князь к народу вышел. После невообразимого шума и толпы на улице во всём доме казалось пусто и очень тихо. Не успели Всеслав и Данияр, следовавший за ним, обойти все горницы и осмотреться, как из длинного полутёмного коридора послышались голоса, а потом кто-то постучал по деревянной стене.
На пороге стояли двое, ожидая разрешения войти. Один – высокий, чернявый парень с узкими глазами и обожжённой правой частью лица, тот самый, что цепь с двери темницы сорвал, а другой – ничем не примечательный его сверстник. Данияр подошёл к ним почти вплотную, пристально разглядывая.
– Вам чего?
– Князю хотели слово молвить, – чернявый отодвинул с дороги десятника и прошёл в горницу, не дожидаясь позволения.
– Кто такие? – спросил Всеслав, тоже подходя к гостям и здороваясь за руку с первым.
– Меня Ванюхой Красным звать, – представился чернявый. – А это Симеон, товарищ мой. Слыхали мы, что ты оставаться у нас не хочешь, верно?
– Верно, – ответил Всеслав. – После похода на степняков в Полоцк вернусь.
Ванюха, на секунду обернувшись к Симеону, тихонько присвистнул: мол, слыхал? Тот лишь пожал плечами неопределённо.
– Остался бы ты, князь, – продолжал Красный, – чем тебе Киев не люб? Неужто север твой тебе милее?
– Да ну вас, – рассердился Полоцкий. Уже какой раз ему говорили о том, что хорошо было бы не покидать города, что не сможет удел держаться без правителя, о многом в том же духе, но он всё отказывался и отказывался. С давних пор он решил для себя не гнаться за властью над всем христианским государством и теперь отчего-то не мог объяснить этого тем, кто хотел именно его власти. Ванюха Красный и Симеон никак не могли понять отказа Всеслава, всё пытались уговорить его.
– Слишком много крови за Киев-град пролито, – ответил князь задумчиво, когда Ванюха в очередной раз вопросительно взглянул на него, ожидая его слова. – Слишком мало тех, кто делает всё, чтобы её было меньше. Я соберу дружину киевскую и полоцкую, но править вами не стану.
– Воля твоя, – хмуро бросил Симеон. На его круглом лице, обычно ничего не выражающем, мелькнула презрительная усмешка, но Всеслав не заметил её. После долгого времени в темноте, тишине и одиночестве он чувствовал себя не очень хорошо, в голове всё путалось, будто после вина крепкого. К происходившему он не был готов, не знал, как лучше отказать киевлянам, взбудораженным после восстания, точно осиное гнездо. Они же были готовы исполнять каждый приказ, по первому слову броситься в бой, но не хотели принимать того, что Всеслав не станет занимать великий престол вместо старшего Ярославова сына.
Молчание затянулось. Ванюха и Симеон разглядывали светлую горницу, о чём-то шептались, и наконец Красный заговорил.
– Спасибо тебе, княже, что принял нас, – он поклонился в пояс, и Симеон поклонился по примеру своего товарища, – пойдём мы. Авось в иной день переменишь решение.
– Проводи их, – велел Всеслав Данияру, как нельзя кстати оказавшемуся рядом. – Да воды принеси…
Данияр послушно кивнул, бросился к дверному проёму, чуть ли не выталкивая пришедших и что-то торопливо им объясняя. Голоса слились в один неясный шум, и Всеслав схватился одной рукой за дверной косяк. Горница поплыла перед глазами; ноги более не держали его.
Пожар
Очнулся он от того, что Данияр брызгал холодной водой ему в лицо и бил по щекам. Заметив, что князь открыл глаза, он мелко перекрестился.
– Слава богу, – пробормотал он, отворачиваясь. – Напугал ты меня. Какой, к чёрту, поход, когда ты на ногах не стоишь?
С помощью Данияра Всеслав сел, прислонившись спиной к стене, устало потёр виски. Стыдно было за свою слабость, и ему хотелось скорее загладить вину перед самим собою, собрать людей и, как обещал, вывести две дружины против степняков, что городам покоя не дают уже какой раз.
– Что люди скажут? – ответил он вопросом на вопрос. – Они вернули мне свободу, стол киевский, почитай, в руки отдали, а я обещанного исполнить не могу?
– О себе подумай, княже! – воскликнул десятник удивлённо. Впрочем, ему было не понять мыслей Полоцкого, ведь не он давал это обещание. Не ему собирать дружину, его дело – за порядком следить да десятком воинов командовать, горсткой…
– Забудь обо мне, – строго промолвил Всеслав, осторожно поднимаясь, однако не отходя от стены. – И о себе забудь. О народе, о земле русской помни! Погибнет Русь, коли все мы будем прятаться за спины других! Завтра же идём!