Набат. Агатовый перстень

Шевердин Михаил Иванович

— Э, нет, госпожа, — вцепился в цепочку Алаяр­бек Даниарбек.

— Пустите! Дод! Караул!

— Успокойтесь, о почтеннейшая из старух. Не пу­гайтесь, мы «абдалы» — божьи бродяги, странники, со святыми мыслями, — приосанившись, сказал Алаярбек Даниарбек, крепко держа дверку, — нам бы только спросить, госпожа, вас не Раима-ханум ли зовут?

— Ишь ты какой говорун сладкий, джигит. Иди от­сюда.

Польщённый тем, что его назвали джигитом, то есть молодым человеком, Алаярбек Даниарбек щипнул свободной рукой свой ус и сделался ещё любезней.

— Не откажите в благосклонности, любезная госпо­жа Раима, сообщить нам, не дома ли образец совер­шенств и скромности ваша дочь Жаннат?

Но любезность Алаярбека Даниарбека не была оце­нена по достоинству.

— А, вам Жаннат понадобилась, разбойники! Ах, вот что. Не смей своим вонючим языком поминать имя Жаннат. Уехала она с мужем. Муж — голова, жена — шея! Сменила она нежность отца-матери на любовь и благодеяния мужа! Уехала. А ты чего к чужой жене подбиваешься!.. Не такая Жаннат. В добродетели вос­питана Жаннат. К мужу, к Хаджи Акбару вернулась. Птичка делает то, чему научили её в родном гнезде.

Всю эту длинную тираду Раима выпалила единым духом, и даже Алаярбек Даниарбек растерялся.

— Оббо! — наконец смог вымолвить он. — Говоришь ей «это бык», а она вопит: «дой!» Чем кричать, ты боль сердца своего нам расскажи, госпожа. Зачем тебя поки­нула твоя дочь Жаннат?

— Вот какой ласковый. Ну нет. Ржавчину с железа языком не сдерёшь! Проезжай со своими божественны­ми бродягами.

— Что ж, я тебе... с густой бородой безбородый?!. — не вытерпел Алаярбек Даниарбек. — Долго ты меня за нос водить будешь? Зубастая собака лучше этой ста­рухи с вредным сердцем!

— Сдерживай язык — сбережёшь голову! — взвизг­нула Раима.

Трах!

Раима рванула к себе калитку. Дверка вырвалась из рук зазевавшегося Алаярбека Даниарбека и захлоп­нулась. Визгливо прозвучал голос старухи:

— Убирайтесь, проклятые развратители, чтоб вы подохли. Берегитесь, узнает Хаджи Акбар, что вы тут шляетесь, застрелит всех...

— О образец воспитанности и вежливости, досточти­мая Раима, — не растерялся Алаярбек Даниарбек, — душа ваша пришла совсем напрасно в ужас от всего, что она сама выдумала. Нам бы только узнать, куда уехал наш драгоценный друг Хаджи Акбар и уехал он один или взял с собой свою добродетельную супругу и вашу почтительную дочь...

В ответ из-за калитки послышался совсем уж исте­рический визг и вопли. Удалось только понять, что боль­шевичка Жаннат уже не дочь, что Раима отреклась от неблагодарной, что Хаджи Акбар образец для всех зятьев, что Хаджи Акбар великолепен и великодушен в своей щедрости и благотворительности, что он уважает свою свекровь, что Хаджи Акбар уехал и что он связал руки этой неблагодарной твари и увёз её, чтобы пример­но наказать.

Куда увез Хаджи Акбар Жаннат, по словам Раимы, она не знала. Больше Алаярбек Даниарбек добиться ничего не смог.

Пришлось уехать ни с чем. Некогда было и преда­ваться размышлениям. Буквально через несколько ми­нут доктор и его спутники, едва выехав из кишлака, были вынуждены прятаться в камышовых зарослях. По дороге проехал большой отряд вооружённых людей. Отряд куда-то спешил, Иргаш уверенно бросил: «Касымбек!»

— А вы всех знаете? — спросил Пётр Иванович, ког­да они смогли отправиться дальше.

— Всех, — убеждённо ответил Иргаш, и его черно-карие глаза смерили доктора с головы до ног и с ног до головы. В его взгляде читалось не то удив-ление, почему это доктор не волнуется, не трусит, не то просто пренебрежение и безразличие.

«Одно ясно, — сделал заключение Пётр Иванович, — если бы он хотел предать, он предал бы. Лучшего случая найти было трудно. Их сотни три».

Остался очень недоволен Алаярбек Даниарбек. Но так как Пётр Иванович запретил ему вступать в пре­рекания с Иргашем, самаркандец ворчал себе под нос.

— Посох лучше дурного спутника!

— Он хочет одной стрелой две цели поразить.

— Никто не заставит плясать кошку для кого-ни­будь.

— Вор любит суматоху.

Доктор предоставил Алаярбеку Даниарбеку гово­рить сколько ему угодно, а сам внимательно следил за дорогой по компасу и карте.

Чувство горечи не проходило. «Жаннат попала в ру­ки Хаджи Акбара... Она так ненавидит его. Поразитель­но сплетение обстоятельств. Она бежала от него, и снова... Связал руки. Значит, она не пошла за ним доб­ровольно. Где она? Жива ли? Нет ничего хуже, когда бессилен что-нибудь сделать, когда самого швыряют, точно песчинку... Жаннат! Прекрасная Жаннат! Ты всё дальше, всё туманнее, как вон тот бесплотный мираж. Одни глаза, прекрасные, влажные, полные слез, моля­щие о помощи. Мираж!»

Внезапно снова выехали к реке. Все напились и воскресли. У переправы толпились какие-то торгаши с мешками, хурджунами, тюками. Они очень испугались при виде доктора и его спутников и твердили: «Каюка нет, лодки нет».

Но после того как Алаярбек Даниарбек произнёс речь, в которой восхвалял великого доктора, торгаши куда-то побежали и привели из зарослей чёрных оброс­ших перевозчиков. Купцы быстренько уложили свои товары в большие воловьи шкуры, которые принесли с собой перевозчики, шкуры надули и связали друг с другом. Сверху наложили зеленых веток. На этом подо­бии плота расположились люди. Лошадей переправля­ли вплавь. Торгаши сидели бледные, напуганные, смотрели на бурную стремнину и громко возносили молитвы дрожащими голосами. Река мчалась быстро, плот кружился и вертелся, и вместе с ним вращался небосвод и горы. Купцы то и дело съезжали в воду, цепляясь за веревки. Едва добрались до середины реки, как гупсары стали погружаться в воду. Купцы заголо­сили. Перевозчики сохраняли невозмутимое спокойствие. Только один из них, видимо старший, сплюнул в воду зелёную струю наса и побарабанил пальцами по раскрытой ладони. «Канэ, пожалуйста, — сказал он, — прибавка требуется!» «Зачем?» — заупрямились купцы. «Сейчас потонем, — невозмутимо продолжал перевоз­чик. — Гусары пропускают воздух. Если не надуть, скоро все мы окажемся пищей рыб и камней!» «Так надувай же!» — воскликнули купцы. «Грудь слабая, тяжело. Немного доплатите за труд». Купцы кричали, галдели, но вода все поднималась, и всё труднее было усидеть на скользких кожаных мешках. Пришлось под­чиниться. С доктора и его спутников перевозчики ни­чего не взяли. Они долго считали деньги, потом делили их между собой, а вода уже захлестывала ноги купцов. Наконец перевозчики принялись надувать гупсары. Де­ло шло медленно, нужно иметь очень сильные легкие, чтобы надуть бычью шкуру, и купцам уже начинало казаться, что они опускаются на дно. Река снесла их далеко вниз и выбросила на галечную отмель. Приш­лось начинать переправу сначала. На этот раз, учиты­вая большой груз, перевозчики привязали гупсары к ярму, впрягли пару волов и погнали их в воду. Переправа заняла почти целый день.

Едва путешественники отъехали от реки и углуби­лись в холмистую местность, на них вновь обрушился невыносимый зной, жгучий песок, лезший в ноздри, в глаза, раздражая и в то же время притупляя все чув­ства. Даже Иргаш стал нервничать. Много раз он заез­жал на вершицы бугров и долго смотрел во все сто­роны.

Внезапно кони бросились вскачь. Всадники не могли их удержать, несмотря на отчаянные усилия. Казалось, животные взбесились. Но вскоре всё выясни­лось.

С шумом подъехали к колодцу и разогнали неболь­шую отару овец, теснившуюся у жёлоба. Пастухи с воплями «Дод!» убежали в сторону оврага.