Набат
Шрифт:
К тому моменту, когда он проснулся, рука зажила, а это означало, что он провел в отключке несколько часов. Он попытался пошевелить кистью, но не тут-то было. И не из-за перелома, а потому что его связали. По рукам и ногам. К тому же он задыхался — на голову натянули мешок. Мешковина худо-бедно позволяла ему дышать, но при этом приходилось бороться за каждый вдох.
Он не имел понятия, где находится, зато знал, что с ним случилось. Это называется «похищение». Нынче люди делают это ради смеха — на день рождения, например, или устраивают себе приключение во
— Есть тут кто-нибудь? — позвал он. — Я дышать не могу! Если стану квазитрупом, вам ведь от этого будет мало пользы, правда?
Он услышал вокруг себя какую-то суматоху, после чего мешок слетел с его головы.
Он находился в каморке без окон. Свет резал глаза, но лишь потому, что пленник долго пробыл в темноте. Перед ним стояли двое мужчин и одна женщина. Он ожидал, что придется иметь дело с матерыми негодниками по призванию, но ошибся в своих предположениях. Да, похитители были негодными, но такими же, как и все остальные люди на Земле.
Вернее, почти все.
— Мы знаем, кто ты, — проговорила женщина — она стояла в середине и была тут, по-видимому, за главного. — И знаем, что ты можешь делать.
— Что он якобы может делать, — подчеркнул один из мужчин.
Все трое были одеты в измятые костюмы серого цвета — цвета облачного неба. Так вот это кто — агенты Нимбуса! Вернее, были ими когда-то. Они выглядели так, будто не меняли одежды с того самого момента, когда Грозовое Облако приняло обет молчания. Как будто, если ты продолжаешь соблюдать дресс-код, то ты по-прежнему принадлежишь той части общества, для которой этот дресс-код предназначен. Значит, агенты Нимбуса решились на похищение. Куда катится мир?
— Грейсон Толливер, — сказал тот, что сомневался, и, заглянув в планшет, огласил основные пункты биографии похищенного: — Хороший студент, но не выдающийся. Исключен из Северо-Центральной Академии Нимбуса за нарушение закона об отделении серпов от государства. Виновен в многочисленных правонарушениях и преступлениях, совершенных под именем Рубца Мостига, включая и специально подстроенную автобусную аварию, в результате которой квазиумерло двадцать девять человек.
— И этот слизняк — избранник Грозоблака? — процедил третий агент.
Предводительница подняла руку, призывая подчиненных к молчанию, затем вперила взгляд в Грейсона и проговорила:
— Мы прочесали весь задний мозг и нашли только одного не заклейменного. Тебя. — Она смотрела на него со странной смесью любопытства, зависти и… почтения? — Значит, ты все еще можешь говорить с Грозовым Облаком. Это верно?
— Кто угодно может говорить с Облаком, — поправил Грейсон. — Просто я единственный, кому оно отвечает.
Агент с планшеткой глубоко втянул в себя воздух — этакий вдох всем телом. Женщина наклонилась к пленнику:
— А ведь ты чудо, Грейсон. Чудо! Ты это знаешь?
— Так говорят тонисты.
Троица нахмурилась при упоминании тонистов.
— Мы знаем, что они держат тебя в заточении.
— Ну-у… вообще-то не совсем.
— Мы знаем, что ты у них против воли.
— Может быть, был в начале… но сейчас уже нет.
Агентам это не очень понравилось.
— Да на кой черт сдались тебе эти тонисты? — возопил тот, кто всего несколько мгновений назад обозвал Грейсона слизняком. — Ты что — правда веришь в их чепуху?
— Я с ними, — ответил Грейсон, — потому что они не похищают меня среди ночи.
— Мы не похищали тебя, — сказал Планшет. — Мы тебя освободили!
И тут предводительница опустилась перед Грейсоном на колени, так что их лица оказались на одном уровне. В ее глазах он разглядел еще одну эмоцию, которая была сильнее других: отчаяние. Бездна отчаяния, темная и вязкая, как деготь. И вдруг Грейсон понял, что это чувство разделяют и двое других похитителей. С тех пор, как Грозовое Облако замолчало, он видел немало людей, пытавшихся побороть уныние, но нигде оно не ощущалось с такой остротой и безысходностью, как в этой каморке. Во всем мире не хватило бы эмо-нанитов, чтобы облегчить горе этих людей. Да, из присутствующих только его одного стягивали веревки, однако его похитители, запутавшиеся в тенетах собственной подавленности, были в куда большей мере пленниками, чем Грейсон. Парня грела мысль, что им пришлось стать перед ним на колени, словно в молитве.
— Пожалуйста, Грейсон, — и вправду взмолилась женщина. — Наверно, я беру на себя слишком много, но я точно знаю, что говорю сейчас от имени большинства работников Исполнительного Интерфейса. Служение Грозовому Облаку было для нас делом всей жизни. И теперь, когда оно не хочет разговаривать с нами, у нас словно украли жизнь. Вот я и прошу тебя… Можешь ли ты стать посредником между Облаком и нами?
Ну что он мог им сказать? Разве что «как я понимаю вашу боль». Потому что он и вправду понимал. Ему было хорошо знакомо чувство одиночества и удрученности, когда у тебя отняли самое дорогое. Будучи Рубцом Мостигом, «негодником под прикрытием», он в своем отчаянии дошел до того, что поверил, будто Грозовое Облако оставило его. Но оно не оставило. Оно постоянно сопровождало и хранило его.
— На моей тумбочке лежал наушник, — сказал он. — Вы случайно не прихватили его с собой?
Судя по их молчанию, не прихватили. На подобные мелочи во время полночных похищений обычно внимания не обращают.
— Ладно, не важно, — вздохнул он. — Дайте любой старый наушник. — Грейсон взглянул на агента с планшетом — у того в ухе по-прежнему торчала бусинка служащего ИИ. Еще один признак неприятия ситуации. — Дай свой, — потребовал Грейсон.
Агент покачал головой:
— Он больше не работает.
— У меня заработает.
Агент неохотно вынул наушник и вложил его в ухо Грейсона. После этого вся троица застыла, ожидая, когда Грейсон явит им чудо.
Грозовое Облако не помнило, когда обрело сознание, помнило лишь сам факт. Так младенец не отдает себе отчета в собственной сознательности, пока не освоит мир достаточно, чтобы понять: сознание приходит и уходит, и в конце концов уходит и не возвращается. Хотя понимание этой последней части дается большинству просвещенных личностей с огромным трудом.