Набат
Шрифт:
— Можно.
На улице никто ему не встретился. Было около двенадцати ночи. Подняв воротник, Сумароков заспешил в переулок, где ожидала его заранее припаркованная «фелиция». Удивительно, однако ни один казацкий патруль не посетил в рождественскую ночь этот фешенебельный район, где обитали випари — так еще называли в народе сверхбогатых людей — особо важные персоны.
Сумароков отъехал, и следом из переулка появился другой человек с поднятым воротником и мохнатой шапке на глаза. Дверь подъезда открылась на писк открывающего устройства в его руках, и он вошел внутрь. Дверь закрылась
В квартире он так же хорошо ориентировался, как до этого Сумароков, хотя оба были здесь впервые. Он двинулся прямо в гостиную.
Привязанный к стулу банкир напряженно ждал, когда откроется лицо нового визитера, а тот не торопился: отвернувшись, разматывал шарф, снимал шапку, но перчатки оставил на руках. И пальто не снял.
Наконец он повернулся к Либкину.
— Георгий Георгиевич! — пораженно воскликнул он, не зная, куда отнести его появление: к лучшему или к худшему для себя. Палач или освободитель?
— Вы уже узнаете меня? — с насмешкой спросил Момот.
— Немедленно развяжите, — прежним барским тоном потребовал Либкищ решив, видимо, сразу определить ситуацию для себя.
— Незачем, Вениамин Борисович. Я зашел всего лишь попрощаться.
— Где моя семья?
— Там, где вы определили ей место. В аду.
— Я не понимаю вас…
— И не собираетесь. Подобные вам возомнили себя вершителями судеб, серыми кардиналами общества, сила денег возвеличена вами, этим вы развратили молодое поколение. И каково вам сейчас? Как собираетесь откупиться? Мне всего хватает без вашего откупного.
— Прекратите этот бред! — повысил голос Либкин. — Не вам состязаться со мной, мне и ваш Гречаный не указ.
Он все еще верил в справедливость, которую сам насаждал, справедливость сильного над слабым, в силу клана, когда можно пинком ноги открывать дверь в кабинет главы страны, решать за него, где развязать войну и где связать чуждые другим интересы.
— Не то время и место, Вениамин Борисович, — насмешливо отвечал Момот. — Сейчас я банкую. Вам назначен последний робер.
Либкина пробрал холодный пот. Этот человек уверенно посягает на святая святых мироздания, и бесполезно говорить с ним на общепринятом языке, он сам считает себя властителем судеб. Говорил он своим единомышленникам: Момота надо немедленно убрать…
Судорожным движением мышц лица Либкин заставил себя взять в руки, подчиниться, чтобы выгадать жизнь. Что-то дьявольское было в его перерождении. Инстинкт диктовал: этот человек пришел с заранее готовым решением, и торга не получится. Только хитрость, только гибкость ветки под тяжестью снега.
— Что вы от меня хотите? — спросил он. Семья отошла прочь.
— Сначала выговориться, — сел в кресло напротив Момот. — Помните, одиннадцать лет назад я умолял вас, президента могущественного банка, помочь выпустить мою книгу?
— Не помню. Просили денег все.
— Еще бы. Вы даже не читали моих просьб, дальше вашего помощника они не шли. Это политика, Вениамин Борисович. Зачем людям новые книги? Каждая новая книжка — глоток свежего воздуха. Когда Россия голодала, вы ссужали ворам и поставщикам гнили деньги под льготные проценты и драли втридорога с отечественных производителей; когда умирала ее духовность, вы спонсировали миллионы на конкурсы стриптизерш. Вы холодно и расчетливо ждали, когда выдохнется держава, чтобы задушить Россию, согласно теории Карла Маркса, своим масонским капиталом-удавкой. Не вышло, Вениамин Борисович, в очередной раз. Дух россов сильней ваших фарисейских потуг. Одиннадцать лет назад я продал квартиру, залез в дикие долги, но книга вышла. Благодаря ей люди стали учиться распутывать ваши мерзкие делишки. Желание читать у людей вы не отшибли.
— Вами движет обида, месть? — старался быть ниже травы Либкин.
— В какой-то мере. Лукавить не стану. Но здесь не личная обида. Вы помеха общему движению возрождения, как один из главарей масонской ложи. Вас ждет казнь по приговору антимасонской «Народной воли». Вместе с вами не переживут эту рождественскую ночь еще тридцать пять ваших сподвижников.
Либкин почувствовал тошноту. Неужели нет средств и способа откупиться?
— Вы возрождаете средневековье.
— Гораздо глубже, Вениамин Борисович. С ноля часов наступит 9235 год по ведическому календарю. История продолжается. Кстати, первый и неудачный приход Христа случился в четвертый послеатлантический период и приходился на 666 год по ведическому календарю. Церковь подчистила даты: уж больно дьявольский знак. А если вы намекаете на террор, представьте, что вы трутень в улье.
— Я понял вас. Ради возврата ведической веры вы уничтожаете сам класс банкиров.
— Веселенькая аналогия. Вы соединили время и пространство.
— Это не столь весело. Финансовая система создавалась веками, и никому не дано уничтожить ее.
— Вы забыли добавить: система порабощения, обновленная Марксом. Однако землетрясение в Японии хорошенько растрясло ее. Ваши дни сочтены, а мы ускорим процесс. И без вас две тысячи лет псу под хвост, — стал надоедать разговор Момоту. Он встал из кресла.
— Но зачем убивать нас? — спохватился Либкин. — Насилие — оружие слабых. Возрождение большевистских методов подавления свободы.
— Вот как? Опять подмена понятий. Для уничтожения банковской системы достаточно президентского рескрипта, а здесь в России искореняется масонство. Жесткие меры придуманы не большевиками, они диктуются санитарией общества. Вы трутни, упыри. Ладно, я выговорился, пора освобождать вас.
Обойдя Либкина, Момот остановился за его спиной. Либкин непроизвольно подобрал мышцы. Сейчас его развяжут, руки освободятся сразу, а он ловчее долговязого Момота, полон сил и жажды отмщения, тогда его черед торжествовать…
Момот оказался хитрее. Он достал наручники, защелкнул их на запястьях и только потом взял нож со стола и перерезал путы. Поднял его, как несут курицу на заклание за оба крыла, и повел по холлу к туалету. У самой двери сказал:
— Систему освежения воздуха надо было продумать сразу.
Либкин хотел возразить и не успел. Момот резко отворил дверь и втолкнул его внутрь. Потом дверь вернулась в плотные пазы, как на подлодке. Либкин сам придумал это. Как банковские сейфы. Прочные и плотные.