Набат
Шрифт:
— Его святейшество просило разыскать беглого монаха Кирилла, — не заботясь о правильности понятий, сказал президент. — А еще оно просило возвратить беглого в руки Церкви. Безо всяких там проверок и допросов с пристрастием, — закончил президент. Он старался излагать просьбу сухо, без заигрываний. — Зовут беглого Илья Натанович Триф.
— Ясно, господин президент, — просто ответил Судских.
— Как много потребуется времени?
— Думаю, после празднеств владыко получит своего беглеца. В нашей картотеке есть данные о нем, помню: Илья Натанович Триф, 1956 года рождения, выпускник философского
— Ого! — искренне подивился президент.
— Так точно, — уверил Судских. — Пять лет назад он входил в блок Борового — Новодворской далеко не последней сошкой. После провала на выборах в Думу оставил политику. Мы соответственно продолжали наблюдение. Через два года он выехал в Израиль, не сменив гражданства, но спустя год неожиданно вернулся. По некоторым причинам, что нас заинтересовало вновь.
— Не простой монашек? — испытующе посмотрел на Судских президент. — И наследил, наверно…
— Я бы трактовал это в иной плоскости, — не согласился генерал. — Тут следует заглянуть в предысторию. Триф дважды попадал в транспортную аварию, трижды его квартиру грабили. Мы полагали, что эти события имеют отношение к прошлому Трифа, когда он активно занимался коммерцией. Выяснилось — нет. Посредническая фирма «Триф и К°» работала гладко, рэкет и налоговая инспекция ее не трогали. В штате фирмы было три человека, включая самого Трифа, скудная прибыль и никаких левых дел. Проверяли. Триф относился к той породе коммерсантов, кто ждал от государства нормальных отношений и умеренного налогообложения. Он не дождался и ушел в политику. Поставил не на тех и разочаровался в политике. Кстати, на других он бы и не ставил. В монахи Триф подался с год назад после второй аварии, но не прижился, выходит, и там. Не думаю, что Церковь имеет к нему материальные претензии. Он не украдет, не поскандалит — дело в другом…
— А в чем же? — торопился узнать искомое президент. «Головастый, подлец, складно излагает!» С первого знакомства он воспринимал Судских осторожным лисом, идущим аккуратно своими тропами. В генеральской форме не рисуется, хотя дороговата шкурка, может укусить, и без такого лиса мыши медведю пятки погрызут.
— Триф обладает энциклопедическими знаниями по истории христианства. Равных ему мало. Когда он попал к нам на заметку, сразу вспомнилась его дипломная работа «Миф о Христе», — рассказывал Судских. — Он с блеском защитился в конце семидесятых и вовсе не из-за проходимости темы по тем временам. Это было фундаментальное исследование истоков христианства и роли в нем иудея из Назарета. Сославшись на древние рукописи, Триф доказал, что как такового Христа не существовало — всего лишь легенда, какой снабжают разведчика. Да, родился младенец у плотника, который вскоре скончался. А его метрики понадобились позже для проповедника. Не случайно первоисточники вскользь и путано описывают отрочество Иисуса. Кстати, Тендряков в своем романе «Покушение на миражи» плотно использовал материал дипломной работы Трифа.
— Хм, — задумался президент и, спохватившись, спросил: — А вы читали «Миф о Христе»?
— Довелось, — сказал, ожидая новых вопросов, Судских.
— Когда Триф попал в разработку?
— Я заканчивал факультет психологии двумя годами
— Но вы сказали, Триф закончил факультет философии? — пытал Судских президент, тянул ниточку, которая, может статься, приведет его к неким подвалам, где хранится мощная бомбочка, годная крепко напугать патриарха. Давай, Судских, помогай!
— Ни одно событие, выходящее из рамок обычной университетской жизни, не обходит студиозов. Мы читали «Миф о Христе» увлеченнее самого крутого детектива. Потом, правда, диплом с кафедры исчез, и никто не сделал копии. Тогда это было трудным делом.
— А что роман Тендрякова? Я что-то не припомню его.
— Судьба романа как-то не сложилась. Замах был большой, но Тендряков не рискнул воссоздать истинную картину. Именно не рискнул. Ближайшие друзья заклинали автора не публиковать его.
— Ну да? — не поверил президент. — Чего он там накопал? Подумаешь, попы-врунишки, — и спохватился: — Конечно, Святая церковь наш союзник, и мы не позволим лить помои на христианство. Но годы тогда были другие, прагматические, — нашел он нужное слово. Интересовала же президента позиция Судских: есть смысл определиться, может статься, годен тот в союзники.
— В пору повального атеизма тем не менее существовало лобби, которое не позволяло посягать на христианские ценности. При Брежневе особенно, — подчеркнул Судских.
Президент кивнул согласно. Ход мыслей генерала его устраивал, а чтобы их позиции сблизились, он уточнил:
— В пору Виктории Брежневой.
Генерал отмолчался.
— Не понравился, выходит, роман? — вернулся к Тендрякову президент.
— Хотя автор лишь робко намекнул, что не все гладко в святом семействе. Литература — это не узкопрофильная работа. Но до Тендрякова никто не посягал на миражи.
— А «Гаврилиада» Пушкина? — похвалил себя за находчивость президент. — Ведь прошелся Александр Сергеич по непорочному зачатию!
— Литературное хулиганство, талантливое нахальство, — твердо констатировал Судских. — Ерничество. А Тендряков опирался на выверенные данные Трифа.
— А сам Триф на что опирался?
— На писания ранних христиан, на иудейские первоисточники. Он блестяще знает иврит и древнееврейский, читал в оригинале комментарии к талмуду «Мидрашим», ссылался в дипломе на «Зогар» — это основополагающий текст Кабаллистики, — пояснил Судских, — так называемая «Книга сияния» Симона бен-Иоакия, изданная в тринадцатом веке. Но более всего в работе Трифа удивляют его ссылки на куда более ранние документы иудеев, откуда прослеживаются истоки христианства. Это не просто изложение учения, это программа действий на ближайшую тысячу лет.
— Но откуда об этом знал студентишка? — с сомнением спросил президент.
— Один из родственников Трифа был кантором в синагоге. Мы это выяснили. Яков Триф изгнан оттуда за вольнодумство. Иудеи, как никто другой, жестко держатся за каноны вероучения, их церковь не пережила тех дроблений, какое претерпели христианская и католическая. Я думаю, оскорбленный Яков Триф снабдил племянника основополагающим материалом, а позже, находясь в Израиле, он убедился в этом воочию, за что и поплатился.