Набат
Шрифт:
— Генерал, в своих действиях ссылайтесь на меня, — сказал он на прощание. — Я верю вам.
1 — 2
Даже не подозревал Илья Триф, какие приличные навыки конспиратора залежались в нем. Жизнь накопила, что ли. Он умудрился протащить в монастырь гражданские свои вериги, необходимые простому человеку в России документы, чтобы не зачислили в бомжи, небольшую сумму денег и триста пятьдесят долларов, оставшихся от лучших времен.
Лучшие времена — где они, когда минули? И были ли они вообще? С младых ногтей, едва он обрел интересное занятие,
И что с того, что не выделялся у «трех вокзалов» среди разномастного бомжатника — надолго ли? Проявится обязательно, тут милиция отыграется на шибко грамотном. Это у нее запросто, правила «бей — беги» учены-переучены и забыты по ненадобности.
Нет, твердо решил Илья, милиции в лапы попадаться не след, и с «трех вокзалов» мотать надо всенепременно. И чем раньше, тем полезнее для здоровья.
Одежонка Ильи соответствовала моменту. Ну, едет куда-то, озабочен… А вот как документы спросят? Вдруг ищут уже?
Ищут, ищут… Останки «Москвича» во дворе догнивают, в квартиру войти боязно. Грамотный шибко…
Разговевшись кофейком с булочкой в нижнем этаже Курского вокзала, Илья решил по возможности добраться на Флотскую, поближе к своему пустующему жилью, переночевать в знакомом подвале, а если возможности станут шире, не грешно и в квартиру попасть, взять кое-что, но вначале под душик, под душик!
Ключи у соседки Нины. А потом? Потом… Есть наметка, деньжонок должно хватить. Не вопрос это, но вот как доллары на рубли поменять? И раньше-то в обменных пунктах милиция к нему присматривалась очень, а кто ему с рук менять станет? Хорошо еще просто отберут… Эх, жизнь в шакалят-нике!
Рождественская ночь нуржила. Ближе к центру, среди огней, мятущиеся снежинки радовали свежестью; на выходе из метро «Речной вокзал» Илья поежился: снег оставался снегом, холодным, мокрым и неуютным.
Автобусы уже не ходили, на метро-го Илья едва успел до закрытия. Что ж… Ноги в руки. До дома километра два. Плотнее нахлобучив шапчонку, руки поглубже в карманы куртки и — вперед.
Илья шел к дому кратчайшим путем, дворами, не забывая об осторожности. Заметил патрульную машину. Спрятался за деревом. Оставался короткий участок по тротуару вдоль трассы. Пошел…
Услышав шум мотора сзади, прибавил шагу, но машина, проехав чуть вперед, остановилась. «Иномарка, — отметил Илья машинально, а все сознание заполонило главное: — Бить будут, это рэкет-шмекет». Опустилось стекло на переднем сиденье, изнутри крикнули:
— Эй ты! Стой там, иди сюда!
Каким бы страхом ни напитало Илью, он отреагировал на странную команду:
— Так что мне делать? Подойти к вам или стоять на месте?
— Во, баран! — донеслось из машины вместе с откровенной ржачкой. — Тогда жди…
Из иномарки вышли двое мужчин в кожаных куртках и вязаных шапочках. «Бить будут, — горестно подумал Илья. Ноги стали ватными. — Но зачем?»
Молодцы плотно подступили к Илье и разглядывали так, будто повара примеривались, какую часть хилой тушки пустить на бульон, какую поджарить с приправами. Не понравился Илья молодцам. Без слов оба вернулись в машину.
«Господи! — чуть не исторгнул Илья в блаженстве. — Велика сила твоя!»
И правильно, что придержал язык, из машины крикнули:
— Топай сюда!
Илья подтелепался пингвином, стал у опущенного стекла несуразным столбиком.
“ Молитву знаешь?
— A-а какую? — пролепетал Илья.
— Любую. Рождественскую могешь?
В салоне хихикнули женщины.
— Значит, так, — изготовился Илья и с подъемом прочел о волхвах со звездами, о святом младенце, о благости и светлом Рождестве.
— Смотри-ка, грамотный пескарь попался! — заметил один молодец другому; женщины на заднем сиденье тоже выражали свой восторг: — Дед, а дед, а еще знаешь? Ну, вот там еще про «иже еси на небеси»… Знаешь, а?
— Конечно! Каждый христианин обязан знать! Это «Отче наш», заглавная молитва.
— А мы атеисты, — умерил пыл Трифа гот, что сидел за рулем.
— Викун, — попросила одна из женщин. — Ну что ты в такую ночь!
— Так бить все же будете… — отрешенно сказал Илья. Снежинки почему-то перестали таять на его лице.
— Что ты, отец, — произнес водитель. — Таких убивать надо!
«Вот оно: морозно, тихо, сухо, — вспомнилось не к месту, — будут гады Зою убивать».
— А ты вообще кто по жизни будешь, отец? — спросил молодец из открытого окна.
— Какая разница, раз убивать станете…
— Напугался? — спросил молодец, а женщины хихикнули.
«Каждый развлекается как может», — подумал Илья. Стало легче.
— Отпустите, ребятки, — попросил Илья.
— Отпусти его, Назар, — попросила одна из женщин.
— Козлятушки-ребятушки, — откликнулся названный Назаром. — Ты мне все же ответь, кто ты по жизни?
— Доктор философии, — по принципу будь, что будет, ответил Илья.
— Из красноперых, что ли? — спросил водитель. — Раз молитвы выучил, значит, из красноперых.
— Нет, не из красноперых! — первый раз твердо сказал Илья, и тон его голоса будто задал другую октаву нелепого разговора.
— Тогда в двух словах скажи, за что тебе доктора дали? — спросил водитель.
— Развенчал христианство, — уложился в норму Илья.
— Во, блин! — прибалдел, как говорится, Назар. Тот, которого назвали Викуном, пододвинулся ближе к открытому окну: — Ну-ка, ну-ка, чуть подробней.
— Пожалуйста, — передернул плечами Илья. — Изучил древние книги и нашел массу несоответствий в теории христианства. В прежние времена это поощрялось.