Набатное утро
Шрифт:
Когда Ярославичей ввели к Батыю, тот сидел в глубине юрты. Нельзя было понять: сплющены его веки или узкие щелки все-таки пропускают взгляд? Источником света было тоно — верхняя дыра; солнечный свет падал отвесно, отодвигая хана в зыбкий полумрак. Он произнес несколько слов вполголоса; приближенный передавал их следующему по знатности. Тот доносил смысл речи толмачу. Толмач перекладывал по-русски. Немногие эти слова были спокойны, почти доброжелательны. Привезенные дары свидетельствуют, что сыновья унаследовали благой разум князя Ярослава (толмач произнес «хоняс Иру-сылау»). Батый готов простереть
Последние слова заключали зловещий намек. Чтобы сгладить его, хан пригласил молодых князей участвовать в охоте царевича Сартака. Он выпростал руку — тотчас ему подали золоченую чашу, увезенную из кладовой венгерских королей. С проворством, показавшим степень ханской милости, кумыс поднесли и обоим Ярославичам. Затренькали струны, засвистели дудки: хан коснулся чаши губами.
Сделав первый глоток, Андрей едва подавил приступ тошноты. Взгляд старшего брата сверкнул, и Андрей осушил чашу до дна. Толмач шепнул об окончании приема. Братья поднялись и полусогбенно попятились, стараясь ненароком не споткнуться о порог. Эта примета считалась у татар столь зловещей, что неловкого убивали.
Выбравшись на вольный воздух, оба перевели дух, как после долгого бега.
— Говорят, что этот старый бурдюк Батыга уже почти не двигается, — начал было беззаботный Андрей.
И когда Александр резко оборвал его, удивился:
— Но тут ведь нет чужих?
— А чужая земля и чужое небо? Ты разве не понял Батыги? Смерть витает над нами. Заклинаю тебя, брат, памятью отца: не токмо уста, мысли замкни, а ключ утопи.
Андрей вздохнул.
— Ты старший. Я поостерегусь.
Вторая встреча с Батыем у Александра Ярославича прошла безо всякой пышности. Его вновь провели мимо двух костров, чтобы обезопасить хана от злых намерений. Вошел он не в тронный шатер, где по правую руку сидели сыновья, а по левую жены с намотанными на головах драгоценными тканями, но в юрту с более скромным убранством. Не было здесь и музыкантов. Хотя кувшин с кумысом и куски вареного мяса на блюде все так же помещались на низком столике.
Батый высоким горловым голосом сказал что-то толмачу.
— Великий как небо, восседающий выше других, хочет знать, знаком ли тебе кипчакский говор?
— Передай Великому, что первая жена моего отца была внучкой половецкого хана Кончака, — тотчас по-кипчакски ответил Александр, глядя в неподвижное лицо Батыя, заметно отекшее и покрытое красными пятнами.
— Удалитесь все, — на этом же языке приказал Батый.
Свита вышла, пятясь. При хане остался лишь писец с восковыми дощечками, два телохранителя-тунгута да невидимый подносчик кумыса.
— Все про тебя знаю, — проговорил старый хан, бесцеремонно рассматривая его. — Страха в тебе нет. Звал тебя — не ехал. Врагов разбил — сам в Орду пришел. Поклон сильного ценнее во сто крат. Прибавилось ли счастья в твоем сердце?
Его глаза вдруг ярко вспыхнули, стали желты и выпуклы, как у осы. Александр Ярославич привык уже к монотонному течению речи, к полуопущенным векам хана. Внезапная вспышка заставила его вздрогнуть. Он рассердился на себя за это, потому
Заметив досаду князя, Батый усмехнулся. «Да что он, как книгу, что ли, меня читает?!» — вконец возмутился Александр. Но и поразился проницательности хана. Урок, над которым стоит подумать.
— Ступай теперь к царевичу Сартаку, — мановением руки тот отпустил русского князя.
Александр ему нравился. «Быстр взглядом, приметлив. Сыну надо бы подружиться с таким. Молодость щедро передает свою силу слабейшему». Батый вздохнул. Сколько он ни приглядывался к Сартаку, тот не радовал его ни воинским рвением, ни злой жаждой власти — тем, что единственно почиталось Батыем. Впрочем, времена меняются.
— Что ты скажешь о сыновьях Иру-сылау? — спросил у писца-советника, когда они сидели вдвоем в задней каморе, и хан уже скинул скользкий парчовый халат. — Отец их был жаден до власти, а потому, хоть гневлив нравом, но перед Ордой благоразумен. Кого посадить во Владимире на отцов стол?
— У оросов, ты знаешь, право первородства считается по братьям, — с осторожной задумчивостью проронил советник.
Батый качнул головой. Презрительно отозвался о нынешнем великом князе:
— Старой луной не прикрыть восходящего солнца. Беркут вслед за курой ходить не станет. К тому же Святослава и в Каракоруме не признали. Нам это сейчас, пожалуй, кстати. Думаешь, что опасно отдавать Русь рукам Искандера?
Советник наклонил голову в знак восхищения его прозорливостью.
— Ты сам сказал, Саин-хан.
Батый взглянул на него с легкой насмешкой:
— Обидеть молодого льва еще опасней. Врага надо или убить, или приручить.
— Хан прав, — с вежливым упорством повторил царедворец. — Не отталкивай никого. Страху смерти можно противиться, а перед медовым словом дерзкий ум бессилен. Сошлись на волю их отца: раздели Русь между обоими братьями. Только не сажай Искандера во Владимире. Окажи ему честь: отдай старый Киев. Народ там поедает кору разорванным ртом, а земля после ордынских коней и травы не родит. Брат же его смел, но прост, и для нас будет, как письмена начертанные.
Неграмотный Батый ничем не показал, что недоволен сравнением. Советник поспешно поправился.
— Изменить фигуры на доске всегда в твоей власти. Донесли мне сегодня: пока старшие в отъезде, четвертый сын Иру-сылау Михаил прогнал дядю и сам безнаказанно сел во Владимире.
Хан затрясся в мелком смехе.
— Когда родичей брал мир? Войны между ними нам не надобно, но пусть один перед другим походят, кичась и переваливаясь, подобно гусям. После весеннего праздника Белого стада, когда воздадим славу духу Чингиса, объявлю снова решение и пусть оба едут к Гаюку в Каракорум.
Еще задолго до решения хана Александр знал, что может быть и такой оборот: во Владимире сядет Андрей. Скорее всего Батый не лгал — такова воля отца. Он помнил, как суровый Ярослав год за годом ласкал и научал Андрея в обход ему. Но, вспыльчивый по природе, Александр воспитал в себе терпение.
Спустя месяц, выйдя из парадного шатра Батыя, новоиспеченный великий князь с явной неловкостью бросил взгляд исподлобья на старшего брата.
— Веришь, что сделано по отцову хотенью? Я не верю.