Набери мой номер ночью
Шрифт:
Ну, хоть какие-то человеческие эмоции — а это значит, что не все потеряно.
— Кир, если тебе он не нравится — ты и сними, — предложила я.
— Как скажешь.
Он приподнялся, чтобы спокойно дотянуться до меня, взял ошейник спереди и коротко рванул. Пара серебряных вставок отлетела на пол, а сам ошейник был откинут на другую сторону стола. Да уж, не очень-то нежно. И с чего я взяла, что он обойдет столик и будет возиться с застежкой? И больше от разочарования прошипела:
— Больно.
— Неправда, — он уже снова откинулся на спинку стула. —
— Говоришь так, будто сам их производишь!
— Говорю так, будто сам их неоднократно покупал нижним и точно знаю свойства этого декора.
Мне не понравилось косвенное упоминание его бывших, но я этого показывать не намеревалась:
— А-а, то есть они тебе нравятся? Раз сам покупал. Но мне не подошло?
Он мягко, очень ласково улыбнулся, вот только улыбка во взгляде никак не отразилась.
— Маш, тебе идет буквально все. Но атрибуты подчинения выбираю я, а не ты.
Я отвернулась, больше не в силах выдерживать сканирующий взгляд, и пробурчала:
— Надо же. Хотела сделать ему приятное…
— Неправда. Не хотела. А вот чего ты хотела — я так и не могу от тебя добиться.
Признаний хотела, понятности, стабильности, надежд хотела — да-да, как самая романтичная девица в мире, хотя никогда такой не была. Спровоцировать на эмоции собиралась, перехватить инициативу, показать, что не всегда будет так, как хочет он, — я готова подчиняться в сексе, но не стану ломаться в жизни. Ни под него, ни под это все сильнее накрывающее чувство. Трахнуть его хотела, а потом уйти, чтобы скучал, ждал и волновался, не ушла ли навсегда. И снова прийти, чтобы радовался приходу, а не воспринимал меня как данность.
— Кир, поехали домой? — я почти в точности повторила его улыбку. — Надоело болтать. Хватит с меня романтического свидания. Особенно после того, как ты… уже меня завел, — и показала взглядом на подсобку.
— Ты выглядишь какой угодно, но только не заведенной.
— А что, — я вскинула брови, — если я выражаю свое желание, то твое уменьшается? Только ты можешь инициировать близость?
— Вообще-то, да. Но пока наши отношения в такой стадии, что позволю тебе в чем-то рулить. Тебе самой-то нравится рулить?
— Очень! — я немного преувеличила. — Так поедем? И да, эта штука внутри меня не возбуждает.
Кир усмехнулся:
— Было бы странно, если бы возбуждала, ведь у женщин там нет ни одной эрогенной зоны. Она растягивает — вдруг ты созреешь и для этого опыта?
— Не созрею! — чуть резче, чем собиралась, перебила я. — Не сегодня уж точно.
— Окей. Тогда она должна хотя бы смущать. Но вижу, ты и с этим справилась. Маш, ты адаптируешься так быстро, что у меня ноги от восторга подкашиваются.
Он и сам, наверное, не понял, что этим комплиментом меня подбодрил, придал еще больше решительности. Я встала и призывно улыбнулась:
— Тогда поехали к тебе, надо срочно что-то сделать с нашими подкашивающими ногами.
Кир не стал спорить. Он бросил крупную купюру на столик и тоже поднялся, протянул мне руку, которую я приняла не без удовольствия, провел через зал. Я засчитала одну малюсенькую победу, ведь он явно хотел остаться. А грандиозные планы строятся из малюсеньких побед, коих на моем счету почти и не было. Правда, всю дорогу домой молчал. Но я уже знала, что буду делать дальше — раз секс должен инициировать он, то я его опережу. Ведь в этом нет притворства — мы оба друг друга хотим, я-то уж точно в этом вопросе себе не вру. А по каким правилам это будет происходить — решает не только он.
В прихожей я сама потянулась к его губам, но Кир как-то расслабленно отодвинулся и сделал вид, что не заметил, неспешно снимая пальто. Быть может, он и сам не знал, хочет ли останавливать мои порывы. Тогда я прижалась к стене и провела рукой по подолу платья, заставляя себя смотреть прямо на его лицо. И Кир наконец-то отреагировал:
— Тебе идет даже кокетство. А оно никому не идет. Маш, я хочу тебя связать, чтобы прекратить эти провокации.
— А я хочу тебя, — надеюсь, что это прозвучало простодушно, а не кокетливо. Мое самое главное оружие против него — прямолинейная искренность. Ее как раз бить нечем, кроме таких же козырей. А в манипуляциях я ему не соперница.
И в довершении последней мысли я уцепила его за пряжку ремня и потянула на себя. Кирилл не сопротивлялся, но еще несколько секунд о чем-то думал, упершись руками в стену и не приближаясь сильнее. Вероятно, взвешивал — чему в данный момент хочет поддаться больше: моей настойчивости или своим правилам доминирования. К моему удовольствию, он выбрал первый вариант и накрыл мои губы, сразу целуя глубоко и оттого погружаясь в желание быстро. Подол он задрал почти сразу, сминая ладонями ягодицы и заставляя меня приподнимать бедра. Подхватил за них, дернул вверх, обвивая себя моими ногами. Молния штанов звякнула уже через секунду. Поняв, что он совсем не настроен на продолжение прелюдии, я опомнилась:
— Кир, подожди! Ты забыл вытащить…
Но он вдруг хитро улыбнулся мне в самые губы:
— Я ничего не забываю, Маш.
И вошел в меня резко, вогнав член на всю длину, и сразу задвигался, впечатывая меня каждым движением в стену. Я даже не застонала, а завыла от ощущений, от тесноты и чувства, как будто меня берут одновременно два мужчины. Игрушка внутри уже не казалась маленькой и незаметной — она давила, поджимала снизу влагалище, но толчки от этого не замедлялись, зато вызывали куда более острые спазмы. Я вцепилась пальцами в его плечи, попыталась хоть каким-то образом подстроиться, привыкнуть к этим ощущениям, но это было невозможно. Удовольствие нестерпимое, но очень близко граничащее с болью. Может, он так меня наказывает за самоуправство? В отместку я кусала его губы, но он будто этого и не замечал.