Набитая рука
Шрифт:
А восемь лет назад геологи только еще начинали забуриваться в тундру. Это сейчас они ездят и летают по всему полуострову, а тогда, восемь лет назад, когда мне нужно было попасть на одну из факторий, какой-нибудь воздушной «оказии» и не предвиделось.
А зима была. А в кармане у меня было письмо с этой фактории о том, что у них там пригрелись жулики.
Самолетами ближе чем на триста километров я к них. не подобрался, оставались только олени.
Звезды едва пузырились сквозь дрожащую муть полярного сияния, когда с оленеводом Сянгоби мы выехали
Визжали под нартами сугробы, я хватал куски снега и демонстрировал Сянгоби знание ненецкого языка.
— Сыра, — говорил я о снеге. — Нгэва, — показывал на голову. — Хамолы!.. — сыпал снег себе на капюшон.
Я хотел сказать, что мы вот свалимся на жуликов, как снег на голову.
— Так и будет, — подтверждал Сянгоби. — Действительно.
И действительно. Грянул снег на голову. Налетел буран, захлестал по лицу острой крупой. Сразу стали олени.
Через десять минут нас уже не было на белом свете. Да и белого света тоже, кажется, не было. Съежившись покомпактней, мы лежали под снегом, как куропатки, — «куропашкнн чум», как говаривают ненцы.
Несколько часов мы так покуропатились, а потом, когда буран немного присмирел, Сянгоби выбарахтался на поверхность, нащупал меня хореем и спросил:
— А тебе долго надо?
— Километр, — окоченело сказал я, так что Сянгоби сразу гонял: пора поворачивать обратно.
Оказывается, из моих лихих речей по-ненецки он усвоил главное: мне для литературных впечатлений позарез требуется буран, чтоб полежать в «куропашкином чуме».
Пришлось поручать жуликов заботам майора милиции Смеховича.
Теперь не то. Теперь только на попутных самолетах и вертолетах можно за месяц облетать чуть ли не весь полуостров. И не только с нефтеразведчиками, которые здесь главные заказчики. А в августе это можно сделать с районо, собирающим детей по тундре с каникул в школы-интернаты.
* * *
…Командир вертолета — Хасаншин, второй пилот — Кузнецов, бортштурман — Вануйто. Вануйто — внештатный бортштурман, он инструктор райкома. Но сейчас без него пилотам трудновато, потому что Вануйто отмечает на карте передвижения оленьих стад, при которых имеются школьники.
Летим к стаду Мэйдася Неркагы, а потом полетим дальше, по Томбойтонской тундре.
Впереди на желтом ягеле бурое пятно. Стадо.
Садимся. Шестеро оленеводов, скрестив под малицей руки на груди, выжидательно разглядывают машину, а дождавшись посадки, выпрастывают правую руку из рукава и подходят здороваться.
Разговор короткий и по делу.
Вануйто. Ну, давай собирай своих.
Неркагы. Зачем собирать — вон они. (Из чума один за другим выходят четверо несовершеннолетних Неркагы с чемоданчиками.)
Вануйто. (доставая небольшую карту). Куда нам тут еще лететь за детьми?
Неркагы. Зачем лететь — вон остальные. (Из других чумов тоже подходят школьники, предусмотрительно собранные в одно место Мэйдасем.)
Вануйто. Ну, молодец! А вообще, как дела? Как поголовье? Волки много молодняка утащили?
Неркагы. Зачем утащили — я сам волка утащил. Вон у меня в чуме сидит.
Вануйто. Опять молодец!
Дальше я не дослушал и вместе с пилотами побежал взглянуть на волка. Тот сидел на короткой цепи и грыз кость, не обращая ни на кого внимания.
Когда мы вернулись к машине, школьники, прокричав на прощание «Лакомбой! Лакомбой!», полезли в вертолет, а Вануйто поспешно закруглял профессиональный разговор с юным зоотехником Петей Кожуховым.
* * *
…Проплыла внизу широченная Обская губа, и теперь мы идем уже над Таймыром, над Долгано-Ненецким национальным округом, к Норильску. Прямо над жирной «ниткой» газопровода идем.
О самом Норильске писать, наверное, и не стоит. Уж столько восторженных аханий раздавалось в его адрес и по радио, и по телевидению, и в печати… Я сам ахал.
Поэтому можно просто мимоходом ошеломить читателя сообщением, что Норильск выпускает полиметаллов столько, что другим городам и не снилось.
И неизвестно еще, насколько этот выпуск возрастет, потому что геологи активничают на полуострове вовсю.
С валунно-поисковой партией Сивака мне довелось поколесить на вездеходе, вертолете и так, пешочком вдоль горных ручьев и речушек в районе реки Рыбной.
Рыба там действительно была. И даже много. Кроме нее, в руслах были валуны с инородными вкраплениями, которые надо было изучать, и медведи, из-за которых надо было досадовать. Нечистыми на лапу они оказались. Сначала ограничивались воровством консервов, а потом разнюхали, где у нас зарыт запас сливочного масла, выкопали ящик, половину масла слопали, а остаток зарыли обратно и даже землю разровняли в меру способностей.
Геологи раздосадовались, но как-то лениво, за исключением Сани Бархатова, который возбужденно забегал с ружьем. Во-первых, сталкиваться с медведями Сане приходится не часто — он кабинетный работник, он геолог группы подсчета запасов. А во-вторых, он долганин, и в нем во весь голос заговорил потомственный охотник. Поэтому Саня кричал и ругался, убеждая остальных устроить облаву на медведей.
…После Таймыра совсем разъяснело, и в Тикси мы сели совсем при безоблачности и в жару. Здесь у нас двенадцатичасовой отдых.
И здесь уже Якутия со своими золотыми, алмазными и оловянными приисками.
Вот пока мы будем спать, наши помидоры-яблоки как раз и угонят к золотодобытчикам.
Конечно, основные пути здесь воздушные, особенно летом, пока не затвердели автомобильные «зимники» на замерзших болотах.
Летом же можно еще и по рекам, потому что летних твердых дорог немного. Но хоть и немного, а среди населения в большом ходу мотоциклы.