Набла квадрат
Шрифт:
Исполнившись величия, Горм выхватил из поясного мешка кость и принялся ее грызть.
— Можно спросить тебя, в какое время ты рассчитываешь уложиться? — Кукылин подошел к Гормову креслу.
— Ырр, — ответил Горм.
— Что?
— Я говорю — спрашивай!
— А?
— Вот тупица. Хлюп! — Горм высосал из кости мозг. — Как получится.
— На такое великое дело может не хватить жизни…
— Моей хватит.
— Ладно заливать, ты лучше скажи, на какие шиши Кукылин будет собирать и оснащать армию? — поинтересовался Фенрир.
— Да, об этом я как-то не подумал…
Горм
— Кукылин! Ты мне рассказывал о городах мертвецов и их несметных сокровищах? Там мы и подразживемся! Как?
Кукылин едва не подавился мясом:
— Там мертвецы!
— Да хоть базарные борцы! Полетели!
— Не стоит, — сказал Кукылин.
— С чего это?
— У тебя есть невыполненная клятва мести, а у меня две сестры-сироты.
— Подумаешь, пустяки какие! Фенрир будет занят здесь, поэтому снимем с орбиты твой самолет и полетим на нем. Собак прихватим.
— А горючее? — Кукылин пустил в ход свой последний козырь.
— Я засунул в твою жестянку вспомогательный пространственный реактор, так что на горючем у тебя теперь экономия. Да, я поставил туда и пару силовых щитов для большего удобства, так что летим в Укивак! Заодно привезем твоим сиротам пожрать.
Отмытая случившимся в шоферском бардачке самогоном физиономия Мыгака выглядела бы довольно располагающе, если бы не безобразно отекший подбородок и не отсутствие восьми передних зубов. Последнее было особенно заметно, поскольку Мыгак все время кривился в непроизвольной гримасе от многочисленных ссадин, которую тщетно пытался выдать за улыбку. Однако расположение его духа было самое бодрое.
— И вот, — рассказывал он, — староста моей группы дает мне подержать какую-то книжку — «мол, я мигом», — и бежит в учебную часть. Действительно, он мигом оттуда возвращается с инспектором, инспектор подкатывается ко мне
— «а ну-ка, что это у тебя?» — и цап книжку! Естественно, это оказывается Книга Постыдных Откровений, и меня в четверть часа выкидывают из нашей каблухи с таким сопроводительным документом, по которому не возьмут даже смертником на урановые рудники. Я шатаюсь где попало, ворую что придется, живу в отселенном из-за радиации доме. Однажды я чуть не попадаю в облаву министерства здравоохранения на мутантов — прожектора, пулеметы, летающие платформы — но меня выхватывает из-под самого носа у патруля одноглазый парень на мотоцикле. Парень везет меня в свою банду — он вожак банды тангитов в предгорьях — там меня кормят и показывают разбитый мотоцикл — «наш товарищ погиб, сможешь восстановить машину — заменишь его». Я не знаю, что делать — можно бы бежать обратно в город, но что там светит? Жить, как поганый мутант, от облавы до облавы в заброшенных кварталах? Тангиты дают мне с собой банку бензина, я на руках качу машину к развалинам мотозавода, ловлю крыс, роюсь в сборочном цехе и постепенно восстанавливаю мотоцикл.
Наконец, я вывожу машину на дорогу, кое-как завожу, чтобы ехать в горы, — и хлоп! Облава министерства
Кумахлят невесело рассмеялся:
— Рядом с таким невинным страдальцем, как ты, я просто чудовище…
Вольнодумец, заговорщик… Еще доносчик, предатель, палач… У нас был кружок… Собирались после занятий у кого-нибудь дома… Войну пора кончать, правительству в бункере плевать на нас… Читали стихи, пели хором…
Катафалк не остановить, Сожгите знамя! Однажды ночью что-то случится Со всеми нами…Выпендреж перед сокурсницами, игра… Через пару лет получили бы дипломы и разъехались бы работать… Только вольнодумцем я был не всерьез, а предателем стал по-настоящему…
Он прижал руки, изуродованные черными пятнами электроожогов, к вискам.
— Что же — выждать до срока, Если соки все выжаты, Или жить не по лжи, Топоча по этапу в острог? Мне хотелось бы выжить и Вжиться в то, что не выжжено, Если будет не выжжено высшее После этих кастратских костров…— Твои стихи? — спросил Мыгак.
— Нет… Это песня… Ее сложил много лет назад один студент… Он сложил много песен… потом он пропал, все думали, погиб в застенке, или перекололся, или вскрыл себе вены… а он перешел через горы, пел там по кабакам, накопил денег и купил бардак…
— Естественно, это все придумали завистники, — сказал Мыгак.
Кумахлят покачал головой:
— А возьмут нас в банду? Тебе говорили про мотоцикл, а мы едем на машине…
— Еще как возьмут! Это ж не машина! Это фабрика смерти, ее колея — готовая братская могила, ее тень — ледяное преддверие вечной ночи, там, где она проезжает, по обочинам на деревьях вырастают гробы, а на полях — погребальные венки! Все боятся старухи Аявако, и разве что старик Пупихтукак не уступит ей дороги!
Ядовитый туман, висевший над зловонным болотом, расстилавшимся по обе стороны от древней насыпи, по верху которой шла разбитая танковыми траками секретная бетонка, неожиданно заволок смотровые приборы броневика. Скорее почувствовав, чем увидев, какое-то препятствие за мутной пеленой, Мыгак дал по тормозам. Закутанная в лохмотья уносимого порывами ветра тумана, как в остатки савана, над шоссе черной башней возвышалась исполинская рогатая фигура. Призрак вытянул вперед полусогнутую правую руку, обхватил ее чуть повыше локтя левой и медленно растаял.