Наблюдатель
Шрифт:
– Тащи его к этому… – раздался грубый голос из переулка. – Ну, на чем мы прилетели!
– К вертолету, – растолковал кто-то.
– Не умничай! – оборвал кого-то первый голос. – Тащи давай!
Из-за угла показался худой, но жилистый оруженосец, влачащий грузного колдуна. Или ведунца. Оруженосец шумно сопел, покряхтывал и шепотом слал непосредственное начальство в далекие пределы.
Коггу досталась ноша куда более приятная – командор нес стройную женщину в обтягивающих брюках-колготках.
– Помочь? – окликали его рыцари с огненосцами, скалясь и подмигивая.
– Перебьюсь… – пыхтел Когг. – И вы перебьетесь!
Черногвардейцы жизнерадостно гоготали, и только Давида не тянуло к ним присоединиться – погано было на душе. Ведь эту женщину с бледным лицом, с копной пышных волос, что свешивались с руки Когга и пружинисто мотались вверх-вниз, тоже ждало физическое удаление в спецлагерь, где она забудет свое имя и станет безликой зэчкой с номером таким-то из блока такого-то. Возможно, в Цхинне эта дамочка кружила голову местным донжуанам, но лагерные будни уравняют всех, сотрут индивидуальность, превратят личности в серую массу.
– Терпи, – прошептал себе Давид, – надо терпеть! Долг превыше всего, понял? – и гаркнул, вымещая раздражение: – Живее давай! Заноси!
Черногвардейцы забегали живее. Тела вычисленных колдунов и ведунцов, а также колдуний и ведуниц поспешно укладывались на пол грузового отсека вертолета, превращенного в «воздушную тюрьму». Набралось «аутло» немало, человек восемьдесят, как минимум.
– Все на борт! – крикнул Виштальский. Дождавшись, пока все погрузятся, он поднялся по аппарели последним.
Двигатели у пары соседних вертолетов замолотили энергичней, лопасти слились в трепещущие круги, и Давид решительно нажал рычаг – трап, смахивающий на отвалившуюся челюсть, приподнялся и захлопнул вход-выход.
Вертолет качнулся, отрываясь от земли, а Великий магистр прошествовал, шатаясь, в пилотскую кабину. Сапоги пилота, вдетые в петли на педалях, оказались на уровне глаз Давида. Задрав голову, он спросил:
– Место назначения знаешь?
– Красные скалы? – сказал пилот со своего возвышения.
– Точно, это между морем и Пустынными горами, километров сто к югу от Хассе. Прямо под скалами – цилиндрические такие здания, они на много этажей уходят под землю, а выход всего один – через башню.
– Удобно, – кивнул пилот. – Темно там небось? Я имею в виду – в том городе?
– Да нет, какие-то источники света вроде имеются, только не понять, где. И – город ли это вообще. Я бывал в таком, на Авроре, – полное впечатление, что ты хомяк и перебегаешь из одной пустой бочки в другую, тоже пустую и непонятно зачем под землю зарытую.
В это время вертолет, крутя шестерку винтов, плавно повернул к востоку и влетел в устье Разруба – огромного каньона, пропиленного давно высохшей рекой в массиве отрога – ответвления Пустынных гор, не дотянувшегося до берега моря. Стены каньона уступами спадали вниз, защемляя цепочку недосохших озер в клиновидной долине. Гул работающих винтов загулял рикошетом, отражаясь от склонов.
Неожиданно, краем глаза, Давид уловил движение на одной из террас. Там суетились десятки фигур, кружась вокруг угловатых сооружений. Какие-то рамки, вертикальные и горизонтальные, откосины вдоль, откосины поперек.
Пока до Виштальского дошло, что же он видит, одно из сооружений резко изменило вид – лежащий брусок мгновенно поднялся, ударив концом по верхней раме.
– Катапульта! – крикнул Давид.
Огромный валун, вихляясь в полете, описывал крутую дугу. Побледневший пилот взял штурвал на себя, но тяжелая машина не обладала резвостью прогулочного геликоптера – глыба ударила в моторную гондолу, вмяв корпус турбины, и срикошетила вверх, попадая под удар лопастей.
Вертолет сотрясся. Турбину заклинило, пару лопастей согнуло и оторвало – одна угодила под передний правый винт, а другая пропорола борт, как мечом.
Дикий скрежет заполнил отсек. Давид мигом скатился на пол, и перекрученная лопасть со звоном прошлась над головами сидящих рыцарей, ударила, разрубая Зесса в поясе.
Траппер охнул и просипел, выдыхая последний раз в жизни:
– Я ж свой.
И умер. А вертолет тряхнуло еще пару раз. Оглушительно лопнула балка каркаса, лист органической обшивки сорвало набегающим потоком. Два из шести моторов заглохли, но остальные тянули, удерживая винтокрылого пузана в воздухе.
– Зависни! – рявкнул Давид и бросился в хвост. Рванув рычаг, он заставил аппарель опуститься. Горный воздух, нагнанный винтами, загулял по отсеку.
– Развернись на десять часов!
Пилот понял. Вертолет качнулся, и терраса с катапультами вплыла в проем грузового люка.
– Огненосцы!
Давид сорвал с плеча бластер и выстрелил навскидку. Бледно-фиолетовый луч ушел, разнеся пополам глыбу на склоне.
– А, ч-черт.
С чувством жестокой ярости Виштальский бил и бил из бласта по мечущимся фигуркам. Три или четыре импульса попали в цель – фигурки ломались в поясе и падали, черные и скрюченные. Когг с Диу выскочили на тряскую аппарель и открыли огонь из лучеметов. Лазеры-пакетники изрезали пару катапульт, равно как и расчеты вдоль и поперек, но с третьим метательным орудием припоздали – трапперы смогли-таки развернуть тяжелую конструкцию и выбить защелку на шатуне.
Сразу три струи плазмы протянулись к катапульте, пережигая ее в пепел, но выпущенный снаряд уже летел, как мяч в ворота.
– Ложись! – завопил Давид.
Наученные горьким опытом, черногвардейцы упали на пол, а каменюка просвистела через весь грузовой отсек, ударила в ребристую палубу под вторым этажом, вышибла дверь в кабину пилотов и вылетела сквозь расколоченный блистер, увлекая за собой тучу сверкающих осколков и тело вертолетчика.
– Великий Космос! – выдохнул Виштальский, бросаясь по кренящемуся коридору к разбитому носу геликоптера.