Начальник милиции 2
Шрифт:
И Мухтар, будто в подтверждение моих слов, тут же мелко, но резво побежал дальше по заросшей тропке, потом вдруг резко развернулся и направился в совершенно другую, противоположную сторону.
— Ну вот… — тихо вздохнул «Чук», косясь на меня и на собаку. — Я же говорил, след потерял… Ох…
Я, признаться, тоже было подумал, что Мухтарка чудит. Ведь тропинка вела на дорогу, а дорога — в город. Логично же, что с берега реки мотор потащат в город. Думал, он доведет меня до грунтовки, а там уже только след оборвется, ведь тащить на горбушке
Но пёс резко развернулся и уверенно тянул меня в другом направлении. Обратно на берег реки, чуть дальше, туда, где на более обрывистом побережье расположились усадьбы с деревянными домами не первой степени свежести. Этакий островок частной собственности, которая официально в СССР называлась индивидуальной или личной собственностью. Ведь всё частное всячески отвергалось. Дома разрешалось иметь в личном пользовании, но, конечно, с ограничениями — не более одного дома на человека, жилищный кодекс на это четко указывал.
Я только вздохнул на бегу. Сколько ж кодексов в моей головушке.
— Куда это вы, товарищ инспектор? — бежал за нами потерпевший. — Там рыбаки живут, и я.
— А что, рыбаки разве не могли двигатель спереть? — через плечо бросил я, поспевая за Мухтаром.
— Да не-е-е! У нас каждый с детства друг друга знает, мы тута своим околотком живем, не могли мужики мотор стянуть, не могли. Япона-маковка…
— Разберемся, — ответил я. — И не бегите вперед собаки, гражданин Ткачук, мне ваше рвение непонятно… Не бегите, говорю. Стоять, сказал!
И только когда я рявкнул, Ткачук остановился, глупо улыбаясь и пожимая плечами. Я же пошел за Мухтаром дальше, ветерок за спиной донес еле слышное бормотание потерпевшего, мол, что объяснять молодому, ему не понять.
Тем временем Мухтар встал возле ворот одного из домов. Калитка прикрыта на вертушку, за изгородью просматривается участок с небольшим домом, гаражом, баней и какими-то непонятными клетушками-навесами. Стандартный набор жителя городской окраины.
— Хозяева! — покричал я через калитку. — Есть кто дома?
— Так это мой дом-то, — запыхтел сзади потерпевший. — Говорю же, ошибся ваш барбос, не туда привел. Видно, унюхал движок и пошел по запаху. Ведь «Вихрь» я всегда раньше отсюда на речку таскал. Вот и вышла оказия.
Сзади уже подоспели понятые и остальная группа. Трубецкой торжествующе лыбился, празднуя мой провал, участковый сочувственно смотрел на пса: мол, бывает, дружище. А понятые о чем-то переговаривались, пожимая плечами и сдерживая улыбки.
Не было только с нами следака, что строчил протокол на месте хищения, и Загоруйко, который до этого марш-броска уже лил гипсовый слепок со следа, предварительно выложив на первый слой заливки каркас из сломанных тонких веточек.
— Ваш, говорите, дом? — вскинул я бровь на Ткачука. — Ну, так открывайте…
— Это самое… А зачем? Я же говорю, товарищ лейтенант, я тут живу. Это же и…
Он снова норовил встать перед Мухтаром, хотя тот давно остановился, вытянувшись.
— Кто-то есть дома? — оборвал я несвязные сопения потерпевшего.
— Нет никого… Жена на работе, дети выросли.
Но дверку нам открывать он что-то не бежал. Ну, ничего. Не трамвай, объедем.
— Отлично, — строго продолжил я, — отойдите в сторонку и не мешайте.
Я повернул вертушку, приоткрыл калитку и впустил Мухтара. Сам остался за воротами. Такой поступок не будет незаконным проникновением, к собаке кодекс не примеришь. Что-то с мужиком не так, не хочет он меня впускать, и оснований, вроде, у меня нет это требовать. Трубецкой, в теории, мог бы мне помочь — но, конечно, помалкивал ехидненько. Можно, конечно, надавить, убедить и прочее, но так проще — Мухтарчик ныркнул, и дальше уже вскрываемся.
— Гав! Гав! Гав! — громко отозвался Мухтар из-за какого-то навеса, морда его просунулась за брезентуху, а круп торчал на улицу. Хвост покачивался из стороны в сторону, подавая сигнал, что все, хозяин, я нашел, что мы искали.
Нормальненько вскрылись, не прогадал я со ставкой…
— Уберите собаку! — завопил вдруг потерпевший. — Там утятки у меня!
— Врешь, — я схватил его за грудки и резко притянул к себе. — Там твой мотор лежит, зачем соврал, что его украли?
— Так это… — опустил глаза Ткачук и как-то сразу обмяк, даже руки отвисли, — простите… Я это… Надо было так… Ох, япона-матрёна… Что будет-то? Вы теперича меня того, за ложный вызов — штраф? Да?
— Погоди, Никитич… — один из понятых тряс бамбуковой удочкой, как мечом перед битвой. — Ты сбрехал, что ль? У меня ведь тоже давеча движок тиснули, только не заявлял я. Признаться, я даже на тебя грешил сдуру. А ты-то чего сбрехал?
— Так-э. У многих тут моторы поворовали в последнее время, ага, — закивал второй понятой.
Он тоже был из местных и явно при лодке.
— Антон Львович, — выцепил я взглядом оперативника, который вдруг поспешил притвориться деревцем. — Что-то я не понял… А вы серию разве не усмотрели во всем этом? У нас тут моторы похищают с одного берега, одним способом.
— Не одним, — буркнул тот в ответ. — У Ткачука свободным доступом украли, а остальные — из контейнеров.
— У лжезаявителя Ткачука ничего не украли, пройдемте, товарищи, посмотрим. Я вам сейчас докажу.
Теперь я уже с полным правом победителя и без всяких разрешений распахнул калитку пошире и вошел внутрь усадьбы.
Под навесом под мешковиной лежал «Вихрь».
— Ваш? — ткнул я осуждающим взглядом в Ткачука.
— Мой, — тот крутил в руках засаленную кепку и смотрел в траву.
— И зачем был весь этот цирк с конями? Вернее, с собаками.
— Там это… Только жене не говорите. Задолбала…
— Ну, говорите уже, — вздохнул я.
Пытался говорить строго, но не стращать. Да елки-палки, я ж не школьный учитель у доски!