Начальник милиции 2
Шрифт:
— А ты, стало быть, семью не хочешь? Холостяк закоренелый? — недоверчиво, но с долей скрытой радости спросил Ваня.
— Да какая семья, Ваня? Я еще жизни толком не видел, двадцать с хвостиком, рановато мне о семье думать. Сам пока в подвешенном состоянии. И потом, как ни крути, а Маша меня старше… Я не ханжа, конечно, но дело даже не в разнице в возрасте… Между нами говоря, я не вижу ее в роли своей жены.
— А когда ты с ней поговоришь? — с надеждой уставился на меня Гужевой, будто прямо здесь и сейчас решалась его судьба.
— При первом удобном случае,
— А вдруг она тебя, ну, по-настоящему любит? — прямо выдал мои мысли Иван. — И что тогда?
И сам тут же смутился. Нет, всё-таки вслух о таких вещах говорить — слишком странное занятие. Чувствуешь себя то ли идиотом, то ли чеховским героем.
— Понятия не имею. Не на все вопросы всегда есть ответы, Ваня… Но ты не кисни, оглянись по сторонам, да не здесь, ёшкин кот, головой верти, и не на улице. Я имею в виду, вообще. А пока нам надо озадачиться другим, не менее важным вопросом.
— Это каким?
Я тем временем взялся за подостывший чай.
— Поднять раскрываемость в отделе. До закрытия полугодия немного осталось, хоть как-то нужно выправить ситуацию. Ты, как инспектор уголовного розыска, в этом больше меня должен быть заинтересован и заряжен. И что-то мне подсказывает, что Трубецкой особо рвением не пышет в своей служебной деятельности.
— Да… Я даже слышал, как он один раз по пьянке сказанул, что когда-нибудь станет начальником нашего отдела. Я думал, мало ли что болтает, а теперь все переосмыслил. Это что получается? Если Купер с Трубецким заодно, то… После развала отдела старшего инспектора уголовного розыска лейтенанта милиции Антона Львовича могут запросто на место Кулебякина поставить? Так?
— Все может быть, — задумчиво пробормотал я, потирая подбородок. — Не Купер же здесь рулить останется, он Зарыбинск и наш отдел вообще дырой называет, не стесняясь в выражениях, прямо во всеуслышание.
Впрочем, Купер в это время и вправду думал, что его никто не слышит — но это мы опустим для ясности.
— Но вот еще бы понять, для чего ему это все? — продолжал я размышлять, пялясь на квадратики клеенки на столе. — Антошеньку я могу понять, допустим, он к власти рвется, хотя у меня были сведения, что в главк метит, но может начать и с кресла начотдела Зарыбинска. А вот какие мотивы у Купера? Непонятно… Короче, Ваня, если профукаем отдел, никогда этих мотивов не узнаем. Так что ты постарайся активизировать своих коллег по угро на раскрытие преступлений. Отработайте старые, месячной и более, давности, которые отчетный период нам тянут. А я свежими займусь, суточными. Теперь выезжаю на всё, даже на кражу капусты из погреба. Толк в этом определенный есть, в последнее время раскрываемость по дежурным суткам, благодаря Мухтару, ну и мне маленько, выросла. Но я, сам понимаешь, не оперативник, не наделен полномочиями дознания, не могу лезть в материалы старых дел, да и следы по тем делам давно простыли, Мухтар не поможет.
Вроде, разложил я всё неплохо, потому что Иван закивал.
— Понимаю, все сделаю. Парни-то со мной неплохие работают, просто их встряхнуть надо. Трубецкой с них за раскрываемость не спрашивал и не спрашивает, это делал Кулебякин. Пока Петр Петрович в больнице, они совсем расслабились. Все больше отписками занимаются. А не реальной оперативно-бегательной работой.
Он покачал головой — видно, любой непорядок, от сломанного механизма до отсутствия должного рвения, расстраивал его совершенно искренне.
— Вот и напряги их, — кивнул я. — Мотивируй, заинтересуй. Возьми на себя негласно полномочия начальника угро, только это, поаккуратнее, чтобы Трубецкой не пронюхал.
— Попробую… Я ведь равный по должности с ними, не все так просто. Но, — хитро улыбнулся Гужевой, — кое-что можно сделать.
Теперь он снова напоминал твердого борца с преступностью. И даже аппетит у него прорезался. Ваня пошел и купил порцию пельменей. Разговоры о Маше, работе и спасении отдела вытеснили у него неприятные воспоминания о морге.
Мы вернулись в ГОВД. Там меня уже поджидал Эдик. Его каким-то макаром пропустили внутрь, и он курил, сидя на лавочке во дворике.
— Привет, началь… э-э… Сан Саныч, — мигом поправился фарцовщик, чтобы не выдавать жаргонами свою полукриминальную принадлежность. — Я тебе пирожки привез.
— Привет-привет трудовому народу, какие пирожки? — немного опешил я.
Помнится, пирожки мне носила Аглая, при чем тут Эдик?
— Известно какие, с ливером и капустой, от бабушки, — подмигнул фарцовщик. — Пойдем до машины. Покажу…
— А-а… От бабушки, — многозначительно закивал я. — Ну пошли.
Я заскочил к себе в кабинет и распотрошил тайник под половицей. Там я хранил деньги, доллары и золотой портсигар. Взял с собой только рублики, чтобы рассчитаться с Эдиком. Он, наконец, привез мне модный шмот. Вчера-то только колготки притаранил, сказал, что остальное позже привезет, мол, качественные вещи так просто с кондачка не достанешь, а из его личных товаров, что были на продажу, оказалось, не все есть моего размера. Прослышав такие разговоры, я было подумал — обманет меня лохматый, ан нет… Сам приехал. Привез вещички.
Мы вышли за пределы ГОВД и сели в «шестерку», которая стояла в тени тополя. Чуток отъехали от отдела и встали в глухом переулке, где кроме нас был только жирный голубь, паук, притаившийся под аркой, а чуть позже мимо пропорхнула стайка пионеров с воздушным змеем в руках. И больше ни души.
Хорошее место, чтобы провернуть сделку.
— Можешь даже не мерить, — гордо заявил Эдик, распахнув багажник автомобиля и открывая моему взору кучу заграничного шмотья. — У меня глаз — алмаз, тебе все подойдет. Все в размер подобрал. Так что смотри, выбирай… Что возьмешь — то откладывай. Но я бы на твоем месте все взял. В таком и по Красной площади пройти не стыдно, а в Зарыбинске так вообще самый модный будешь.