Начальник милиции
Шрифт:
— Вот и пойду по следу, — загадочно проговорил я и хмыкнул. — А ты что — против? Одно дело делаем…
— Мне-то что? Что хочешь, то и делай, — напряженно пробубнил оперативник, развернулся и ушел.
У меня получилось нагнать на него немножко стресса. Пускай ходит и голову ломает, что же я такого удумал. Когда человек напряжен и чего-то опасается, то ошибается чаще, на это и мой расчет. Пускай не расслабляется.
Я вернулся в кабинет, взял листочек с рационом Мухтара и пошел закупаться по магазинам.
— Морозов!
Несмотря на ранний час, время-то восемь утра, Василина Егоровна Суровая уже была на посту. Складывалось впечатление, что она работала бессменно, может, так оно и было.
— Известно куда, — подмигнул я коменде. — На службу! Все то, чем наш народ богат, бойцы милиции хранят…
Сегодня я принарядился. Нашел в шкафу белую рубашку с белыми погонами. Погладил и нацепил. Плюс фуражка и галстук. Смотрелся очень даже неплохо, по крайней мере, коменда это заметила.
— Ох, Морозов! Где мои двадцать лет? Кошки-матрёшки!
— Двадцать пять — тоже не возраст, Василина Егоровна, — улыбнулся я.
— Ой, да если б двадцать пять… Мне почти два раза по двадцать пять.
— А по вам и не скажешь, хорошо сохранились. В холодильнике, наверное, спите.
— Иди ты! — хихикнула Суровая, махнув сарделечной рукой, но моя фраза ей явно понравилась.
А я шагал по улице, расправив плечи. И вдруг почувствовал, что рубашка мне немного мала в плечах. Села после стирки? Или я расту? Надо будет другую одёжку померить потом. Хорошо бы чуть подрасти. Не в высоту, конечно, уже поздно для этого. Ростом я был и так не мелким. Твердый средний рост, а вот вширь не мешало бы раздаться немного. Не жирка набрать, а мышцами обрасти и кости, что называется, нагреть.
Шел я по центральной улице Ленина и ловил на себя взгляды проходящих девушек. Сегодня с утра должен Серый прийти, мы договаривались след прокладывать, но из-за проверки не получится. И никак его не предупредить, телефона-то у них нет. Ну ничего, придет, другое занятие ему найду.
Пришел на работу, покормил Мухтара кашей с мясной обрезью. Суточники уже с утра наварили. А на вечер я сам варил. Холодильника у меня не было, каждый раз приходилось готовить заново. Но оно и лучше, всегда свежесваренная пища у пса. Но на будущее надо будет все-таки холодильником разжиться, на всякий случай. Да и в выходные мне будет проще кормежку организовать. Где-то сам приду, а где-то можно и Баночкина попросить или его сменщика.
Зашел к себе и решил белую рубашку и брючки форменные пока переодеть, чтобы не изгваздать в своей сараюшке. Проверка еще неизвестно когда заявится, а мне надо в кабинете прогенералить. Хоть как-то облагородить помещение.
Снял рубашку и брюки, повесил на плечики самодельные, из проволоки. Вешалку прицепил на гвоздик в стене. Шкафа тоже нет, нужен-таки… но сначала надо кабинет нормальный выбить. А потом уже про мебель думать. У оперов хороший кабинет, просторный… Но их там трое сидит, жаль…
Я искал сменную одежду и щеголял в одних трусах, когда дверь без стука отворилась, и внутрь бесшумно вплыла синичка-кадровичка.
— Ой, Саша, — улыбалась она, — я смотрю, ты меня уже ждешь…
Я не стал оправдываться, что мол, переодеться всего лишь хотел, а улыбнулся девушке и поддержал флирт:
— А вы, Мария Антиповна, беседу пришли проводить? Поддерживающую, так сказать… Очень похвально, что оказываете помощь молодым сотрудникам. Коллектив — это наше всё, приятно чувствовать рядом плечо боевого товарища, и в службе, и в досуге…
— Ну я и не только плечо могу подставить, — подпорхнула ко мне старлейка, уже на ходу расстегивая форменную рубашку. — А ты изменился…
Она с нескрываемым интересом разглядывала меня, я даже почувствовал себя немного Тарзаном, не тем, который по лианам прыгал, а который на Наташе Королевой был женат. Еще и песня вдруг заиграла у кого-то по радио, донеслось с улицы:
Красавиц видел я немало
И в журналах, и в кино,
Но ни одна из них не стала
Лучше милой все равно.
— Ну точно, ты изменился, — гладила меня по голой груди Мария Антиповна. — От тебя, знаешь, теперь мужиком пахнет…
— Это все лето, — улыбнулся я. — Витаминчики, апельсинчики.
С последними я погорячился, в СССР апельсины начинали продавать ближе к зиме, после урожая в Марокко, но Марию всё равно сейчас интересовал лишь мой фрукт, а не апельсины.
Она ловко, одним отточенным движением стянула с себя бюстгальтер, а я уже расстегивал ей юбку. Наши руки сплелись, губы тоже примагнитились. От нее пахло шампунем с ромашкой и сладковатыми советскими духами. От меня — шипром и немого собакой, хоть я и сходил в душ после утренней пробежки, но в вольере у Мухтара стоял стойкий запашок, сколько бы я его ни чистил. Надо бы новый вольер построить… А ну отставить о собаке думать, скомандовал себе я, когда уже стол под нами скрипел и тужился, чтобы не развалиться.
— Ты, ты, ты… — что-то хотела восторженно сказать Мария, но на частых выдохах получалось лишь короткое слово, — Ты-а, а-а-а….
Я тоже не стал сдерживаться, и у нас случилось практически одновременно. Мария Антиповна, всхлипывая, даже зажала себе ладошкой рот, чтобы не выдать нас, а я мысленно посетовал, что радио слишком тихо играет, не на всю улицу. Мы отвалились друг от друга, как напившиеся крови клещи.
Но расслабляться на работе нельзя. Мы стали тут же спешно одеваться, послеэкстазные ласки разводить некогда, скоро планерка.
Я успел надеть трусы и натягивал брюки, когда дверь вдруг распахнулась, и на пороге появилась… Алёна.
Твою дивизию! Ей-то что здесь понадобилось? Мы стоим полуголые с кадровичкой, причем, увидев красивую девушку, одеваться Вдовина не стала торопиться, даже спинку выгнула, будто напоказ, грудь выкатила. Грудь, конечно, у нее хороша, похожа на гибрид яблочка с дынькой. Мария Антиповна вмиг почуяла соперницу и еще бедро выпятила. Ноги тоже у нее что надо… Стоит, блин, пред Аленой красуется.