Начало одной жизни
Шрифт:
– А почему тебя зовут мордовкой?
– А меня по-всякому зовут, - ответила Лена.
– Мама - Леночкой, бабушка - греховодницей, сестра - разбойницей, а дядя Гриша - мордовкой. А что?
– Да просто так. Я думал, что ты на самом деле мордовка.
– Разве правда на свете мордовки есть?
– Есть.
Видя, что разговор у нас начинает вязаться, я сказал:
– Ну ладно, на палубе серьезные разговоры неудобно вести, пойдем в мою каюту, посмотришь, как я живу.
– Тебе даже и каюту дали?
– спросила она.
– А как же, - важно ответил я.
Подходя
– Так это же папина каюта!
– Какого папы?
– спросил я.
– Здесь со мной живет боцман.
– Боцман и есть мой папа, - сказала Лена.
– Ну, значит, тогда каюта общая, - поправился я.
Почти вслед за нами вошел боцман. Он невысокий, плотный, кряжистый, как дуб.
– А-а, стрекоза появилась!
– увидев свою дочь, воскликнул он.
– И уже успела познакомиться с нашим юнгой? Что ж, это хорошо, неплохой он парень. А тебя предупреждаю заранее: если будешь шалить, то говори сразу "до свидания". Тут же выпровожу с корабля, минуты одной держать не буду. Договорились?
– Договорились, папа, - сказала Лена.
– Ну так вот. А ты как себя чувствуешь, молодой человек? Привык уж к кораблю?
– Привык-то привык, - сказал я, - только матросской работы мне не дают делать, к кому ни пойду, все меня гонят, говорят, иди с коком работай. А разве я коком пришел на этот корабль? Меня обида берет, вот что.
– Ишь, какой прыткий парень!
– сказал боцман.
– Сразу и воробья в руки хочешь поймать. Молодец, учтем это дело. Ну, не горюй, что хочешь, то сбудется. Как выйдем в море, обязательно займусь с тобой, а сейчас пока бегай, отдыхай, развлекайся чем-нибудь. Вот Лена найдет тебе развлечение.
Лена, видно, на всякие развлечения была горазда.
Мы забрели в рулевую рубку. Около тумбы, на которой был компас, стояло небольшое ведерко с краской, рядом с ним - на бумаге несколько кисточек.
– Тумбу красили, - сказала Лена.
– Красили, да недокрасили, - заметил я.
– Смотри, колпак-то, которым накрыт компас, некрашеный остался.
– И правда!
– воскликнула Лена.
– Давай покрасим?
– Давай.
Колпак был медный, и до того он был начищен, просто на солнце горел огнем, жалко его было даже красить.
Мы взяли кисти и через несколько минут он был размалеван. Немножко полюбовались своей работой и пошли на палубу искать чего-нибудь другого, что еще матросы не доделали. Только мы успели сойти с мостика, как нас обоих схватил за шивороты боцман.
– Ну-ка, голубчики, вернитесь назад, - сказал он.
– Это вы тут натворили?
– спросил он, показывая на колпак.
– Да где же вы видели...
– он даже поперхнулся от досады, а потом заорал: - Стереть сейчас же краску! Довести колпак до прежнего блеска, даже до солнечного сияния, чтобы на нем, как на солнышке, ни одного пятнышка не было!
– Папа, - сказала Лена, - а нам учительница говорила, что на солнце тоже есть пятна.
– "Пятна, пятна"!
– передразнил ее боцман.
– Если есть, значит потому, что за ним присмотра нет. Если бы стояло оно на нашем корабле, так ни
Этот колпак мы терли почти полдня.
Частенько мы заходили в гости к капитану.
Однажды мы застали у него старшего помощника, или, как говорят моряки, старпома. Старпом, вертя в руках шахматную фигуру, говорил капитану:
– Вот ведь досада какая, придется прекратить погрузку погодка свежеет. Норд-ост дает знать о себе.
Капитан ему отвечал:
– Да, с норд-остом шутки плохие. В прошлом году английский "Фредерик", как щепку, на берег выбросил. Пока не утихомирится, придется поболтаться в открытом море.
– Жаль, жаль, - проговорил старпом.
– Ну ничего, - сказал капитан, - часика полтора еще можно грузиться.
Я радовался - наконец-то выйдем в открытое море - и уже представлял, как там, в море, громадные волны будут швырять наше судно и вдруг на судне что-то случится страшное, оно будет тонуть, все люди будут метаться, кричать... И вот тогда из боцманской каюты выйдет самый маленький человек - юнга, которого раньше не допускали до настоящей матросской работы, и спасет судно.
Я так размечтался, что даже не заметил, как старпом покинул каюту, а Лена, сидевшая рядом со мной оказалась за капитанским круглым столом. Очнулся я от голоса капитана, который кричал мне:
– Эй, дружище, ты что, как филин, уставился в одну точку? Чаю с медком хочешь?
Вскоре опять явился старпом и сказал капитану:
– Кажется, начинается, мелкие суденышки уже прячутся за пристани, а большие выходят в море.
Капитан встал из-за стола, надел фуражку и сказал:
– Выходим и мы. Ну, пострелята, - обратился он к нам, до свидания. Ты, Ванятка, марш в каюту, а ты, мордовочка, давай-ка, пока не поздно, беги домой. Как вернемся с болтанки, снова придешь. Ну, жму твою руку, пока.
Я хотел проводить Лену, но она недовольно посмотрела на меня и сказала:
– Сама знаю на берег дорогу.
И мы разошлись в разные стороны.
Посидев немного в боцманской каюте, я выбежал на палубу.
"Тайфун" уже вышел из бухты и теперь шел по заливу в открытое море - его прилично покачивало. От этого меня начинало тошнить. Наш кок Федосеевич, увидев меня, сказал:
– Эй, шкетик, ты что рожицу-то сморщил? Пойди-ка покушай огурчиков, легче будет.
Я слышал, что соленые огурцы - самое верное средство от тошноты, поэтому сразу же откликнулся на его совет.
– А где огурцы?
– спросил я.
– Вон там, около камбуза, занайтованы два бочонка, один-то из них пустой, а другой - с огурцами.
Я подошел к камбузу и открыл бочонок...
Ба! Вот так огурец - там сидела Лена.
– Огурцы рядом, - весело глядя на меня, сказала Лена и тут же спросила: - Папа меня не ищет?
– Нет, я ему сказал, что ты попрощалась и ушла домой.
– А в море уже вышли?
– Вышли.
– Ну ладно, набирай огурцов, и пойдем посидим пока в камбузе, а потом уж я покажусь папе. Ой! Наверное, он будет ругаться! Бр-р, страшно!