Начало пути
Шрифт:
– Да, ты только представь себе цифровую видеокамеру со стабилизатором изображения, цифровым зумом и инфракрасной лампой для ночной съемки! – восторженно протянул Эльдорадо.
– Так мы идем в ресторан или нет? – спросила Марианна, щелкнув пальцами перед носом Эльдорадо.
– Да-да, конечно, – сказал Эльдорадо и тяжело вздохнул, отвлекаясь от мыслей о цифровой видеокамере, которая иногда снилась ему по ночам в особо радужных снах. – А если помечтать о «Мерседесе» с кожаным салоном, автоматической коробкой передач и с кнопкой для открывания багажника… или если вспомнить черный лимузин…
– Эльдорадо,
– Пошли-пошли, – сказал Эльдорадо. – А тут вообще есть ресторан неподалеку?
– Есть один, где я давно мечтала побывать! – воскликнула Марианна. – Там такие красивые скатерти и салфетки так свернуты…
– И где он? – спросил Эльдорадо.
– Так и хочется стянуть оттуда одну свернутую салфетку и повесить ее на стену в рамочку… – замечталась Марианна.
– Да, вот и гадай, куда нас приводят мечты, – вздохнул Эльдорадо.
Первое свидание
В конце концов они нашли нужный ресторан. Правда, перед входом в ресторан и Эльдорадо, и Марианна застыли как вкопанные. Марианна, не отрываясь, смотрела на какую-то даму в шикарном вечернем платье, выходящую из ресторана, а Эльдорадо пялился на начищенный до блеска черный «Мерседес», припаркованный у входа.
– Какое платье! – восхищенно вздохнула Марианна.
– Какая тачка! – восхищенно вздохнул Эльдорадо.
Когда они уже сидели за одним из маленьких столиков и листали меню, Эльдорадо начал сомневаться, что у него хватит денег на то, чтобы расплатиться за многочисленные блюда, заказанные Марианной.
– Я думал, ты сидишь на специальной диете, – сказал Эльдорадо, заказывая себе что-то дешевое.
– Все так думают, – усмехнулась Марианна. – На самом деле я лопаю больше, чем все мои подружки вместе взятые.
– Поразительно! – воскликнул Эльдорадо. – И у тебя при этом такая потрясающая фигура!
– Спасибо за комплимент, – сказала Марианна.
Эльдорадо прикинул, когда это он успел сказать комплимент. Так и не сообразив, что из вышеперечисленного было комплиментом, Эльдорадо сказал:
– Можешь меня не благодарить, я всегда говорю только правду.
– Ты такой милый! – сказала Марианна.
Эльдорадо задумался, когда это он успел ей понравиться. Затем он вспомнил, что женскую логику понять невозможно, и окончательно в этом убедился, когда Марианна шепнула ему перед тем, как они собрались уходить:
– Отвлеки официантов, а я пока стяну отсюда пару салфеток.
Эльдорадо отвлек всех без исключения официантов, когда платил по счету. Марианна в это время набивала сумку красиво сложенными салфетками.
Из ресторана Эльдорадо и Марианна отправились к общежитию. При входе в общежитие они столкнулись с курьером, доставившим цветы.
– Это что, каждый день продолжается? – спросил Эльдорадо у Марианны.
– Да, – ответила Марианна. – Зато у всех девчонок в общежитии каждый день в комнатах свежие цветы.
– Красота – страшная сила, – пробормотал Эльдорадо. – Ну что, до завтра? Обязательно к тебе зайду, помогу выпроводить курьеров с цветами.
– Спасибо, – сказала Марианна. – Буду тебя ждать.
– Пока, – сказал Эльдорадо, и направился к автостоянке, хотя у него и не было машины.
Эльдорадо направился к дому Ричмонда, где еще утром собралось руководство и часть активистов антирабской кампании. Заходя в квартиру Ричмонда Эльдорадо, к своему удивлению обнаружил, что вся толпа до сих пор там – члены антирабской кампании ждали результатов несколько затянувшегося «Похода На Белый Дом» – Ричмонд ушел днем и где-то задерживался.
Во мраке Белого Дома
А вот что происходило с Ричмондом, пока Эльдорадо с Марианной таскались по ресторанам и мечтали о своем. Ричмонд приехал в Белый Дом, где просидел три часа в приемной, прежде чем его принял Парэрас.
Надо сказать, что кабинет Парэраса Сарэры, одного из первых министров, был весьма роскошным, но производил гнетущее впечатление – в интерьере кабинета преобладал темно-коричневый цвет. Стены кабинета были отделаны деревом, покрытым лаком, на окнах висели тяжелые занавески, слегка раздвинутые у того окна, где располагался стол министра. Парэрас сидел за тяжелым деревянным столом спиной к окну и перебирал бумаги. На столе не было компьютера – в начале девяностых годов компьютер еще не был непременным атрибутом делового человека, и компьютеры можно было увидеть только в вычислительных центрах, занимающихся обработкой информации.
Ричмонд вошел в кабинет, и в первый момент его глаза не могли привыкнуть к темноте, а когда он увидел Парэраса, сидящего за столом перед ярким белым пятном окна, Ричмонд смог разглядеть только силуэт Парэраса. Но через несколько секунд глаза Ричмонда привыкли к освещению в кабинете, и он смог во всех деталях рассмотреть сидевшего перед ним министра.
Между тем сам Парэрас умело воспользовался преимуществами такого освещение. Пока Ричмонд моргал, привыкая к свету, бьющему из окна, Парэрас внимательно разглядывал его, ибо лицо Ричмонда в этот момент было хорошо освещено. Видимо, к тому времени, когда Ричмонд проморгался, министр уже составил о нем какое-то мнение. Однако Ричмонд довольно быстро приспособился к освещению и тоже смог разглядеть Парэраса, и даже составить о нем свое мнение.
Парэрас был крупным кошандийцем, покрытым грязно-коричневой шерстью – похоже, это был естественный цвет его шерсти, говоривший о неблагородном происхождении министра (у кошандийцев была целая система определения общественного положения и происхождения индивида, большую роль в этой системе играли цвет и текстура шерсти). Возможно, Ричмонд разглядел бы и больше деталей внешности Парэраса, но тут министр заговорил.
– Здравствуйте, мистер Ричмонд, – сказал Парэрас. – Я знаю ваше имя и род занятий, мне о вас уже доложили. Мне давно о вас давно докладывают. Не знаю, зачем вы ко мне пришли, однако я думаю, вы знаете, что мы собираемся принять закон о запрещении вашей кампании, так что я советую вам и этой вашей кампании самораспуститься в ближайшее время. Это было бы наилучшим выходом для всех. Особенно если вы принесете извинения за все учиненные беспорядки. А то нам поступают какие-то жалобы на вас. Из содержания этих жалоб никто ничего не понимает, и нам надоело выслушивать то, чего мы не понимаем. Кроме того, ваша кампания вечно торчит в политических новостях, а нам это совсем не нужно. Это противоречит официальной политике партии и правительства.