Начало пути
Шрифт:
– Вы уж, верно, поняли, что я вас люблю?
– устало сказал я.
Губы мои прижались к ее губам; едва я наклонился к ней, она приоткрыла рот. Потом вскинула руки и обняла меня.
Через несколько минут мы поглядели друг на друга - я смотрел, надо надеяться, открыто и восхищенно, а она - вроде смущенно и озадаченно, но от нетерпеливого желания ее лицо совсем переменилось, прямо не узнать, как будто и не ее я видел изо дня в день в конторе.
– Я вас люблю,- сказал я.- Никого еще так не любил- Я хочу на вас жениться.
Она прижала меня к своей пышной груди.
– Ох, Майкл,
Ладно, не буду, решил я, а то вдруг возьмет да заплачет, котя при том, какая ее сотрясала страсть, это было бы совсем неплохо. И все-таки я повторил, что хочу на ней жениться, и так ее сжал, что она слова не могла вымолвить.
– Это будет восхитительно,- пробормотал я ей в плечо.- Восхитительно.
Мы пошли в ее спальню в шесть вечера, а вышли оттуда только в восемь утра, когда ей пора было собираться в контору. Ночь пролетела как одно мгновение… Когда я вез ее на работу, руки и ноги у меня были совсем ватные, и я пугался каждой машины.
– Вечером опять к тебе приеду,- сказал я.
– Конечно. Я буду ждать.
– И опять буду звать тебя замуж.
– Ох, Майкл, прямо не знаю, что тебе ответить.
– Просто ответь «да».
– Ты - прелесть.
Я высадил ее в сотне шагов от конторы и поехал домой. Дома было пусто, я разделся и лег в постель. Уснуть я не мог - все тело ныло, и я только диву давался, чего это меня вдруг повело на мисс Болсовер и хорошо ли это. Ну, и конечно, пускай этому конца не будет, ведь ничего подобного я никогда еще не испытывал. Может, все оттого, что мы провели с ней в постели целую ночь, но нет, наверно, дело не только в этом. Да чего тут думать, я только лежал и жалел, что ее нет рядом, и надеялся - может, день пролетит быстро и все-таки до того, как ехать к ней, я сумею отдохнуть. Незаметно я уснул - не очень глубоким, но сладким сном, так славно спится, когда знаешь, что хоть занавески и задернуты, а день в разгаре и весь город занят тяжким и скучным трудом.
Не знаю, долго ли я проспал, а потом сквозь сон дошло: кто-то барабанит в дверь. Черту нет покоя и в раю, я натянул штаны и, еще толком не проснувшись, затопал вниз по лестнице, гадая, кого же это принесла нелегкая среди дня. У черного хода, которым мы обычно пользовались, никого не было, и слава богу, Я пошел обратно, и вдруг опять стучат, теперь уже в парадную дверь. А если стучали в эту дверь, сердце у меня всегда начинало бешено колотиться и поднимался шум в ушах. Мы не привыкли, чтобы к нам стучали. Если заходила какая-нибудь соседка, она окликала мать и шла прямо в дом. Ну кто может стучать в дверь? Либо пришли из магазина за деньгами, если ты купил что в кредит, а плату просрочил, либо это полицейский, либо принесли телеграмму; так ведь мать никогда не покупала в кредит, ни она, ни я ни в чем незаконном не замешаны, и никому из нашей родни и знакомых отродясь в голову не приходило слать телеграммы, а потому и всякие официальные гости были для нас редкостью. И когда стучали, а я бывал один дома, не мудрено, что меня совсем выбивало из колеи, я прямо даже трусил.
Клодин пыталась улыбнуться, но в конце концов скорчила такую кисло-сладкую гримасу, что я так и застыл, и на минуту у меня аж язык отнялся.
– Входи,- сказал я наконец довольно бодрым тоном. Тут она бросила на меня привычно озабоченный взгляд и пошла за мной в кухню.- Рад тебя видеть,- прибавил я.
– Ври больше!
– резко отозвалась Клодин.
– Конечно, рад, крошка. Снимай пальто, садись. Напою тебя чаем. Я и сам не прочь позавтракать.
– Позавтракать? Да ты знаешь, сколько времени? Уже двенадцать пробило.
– Что ж, будет сразу и завтрак и обед,- сказал я, стоя у плиты. Я разбил яйца, вылил на сковороду, кинул побольше бекону, чтобы хватило на двоих.
– Ты, видать, совсем пропащий. Чтоб в такую пору и спать! Ужас! Я всегда знала, ты чокнутый.
– Ну да, горбатого верблюда и могила не исправит, это уж точно.
Я накрыл стол скатертью, положил вилки и ножи, включил радио, дал ей сигарету, подкинул в огонь угля - так захлопотался, что и не подумал, зачем это она ко мне притопала, а она знай поет свое: до чего же я никчемный.
– Да только ты вон какой домовитый, я и не знала,- сказала она, внимательно ко мне приглядываясь.
– Просто матери часто не бывает дома, вот и приходится самому о себе заботиться.
Мы подсели к столу, но Клодин не так уж налегала на мою стряпню, как я надеялся.
– Я рад тебя видеть,- сказал я,- а все-таки что у тебя на уме?
– Кой-что имеется,- ответила она.- Сейчас узнаешь.
Я решил сострить.
– Может, ребеночка ждешь?
– весело спросил я.
Клодин резко выпрямилась.
– Ах ты гад!
– крикнула она.- Ты откуда знаешь?
Я подавился шкуркой бекона, кинулся к зеркалу и выдернул ее из глотки, точно солитера.
– Я не знал. Я пошутил.
– Для меня это не шутка,- сказала она и теперь, ошарашив меня такой новостью, стала есть усерднее.
– Ну, и как Элфи Ботсфорд?
– спросил я.
– То есть? Ты к чему это клонишь?
Я стоял у каминной полки и злился: в такую минуту и ест. Потом сообразил: ведь она теперь кормит двоих,
– Ни к чему я не клоню. Но ты же опять с Элфи, верно?
– Не хочу про это говорить,- сказала она сквозь слезы, уплетая яичницу.
– Твое дело. Ты сама меня бросила.
Она порывисто встала, посмотрела мне прямо в глаза.
– А ты, может, еще удивляешься, Майкл Каллен, стервец ты этакий. Это ж подумать только, как ты живешь День-деньской валяешься на кровати, никак глаза не продерешь. Ни работы у тебя, ни надежд на будущее. Лодырь, паразит. Нет, теперь я вижу, с тобой мне надеяться не на что, а ведь я ношу твоего ребенка. Вот беда-то! Вот ужас! Хоть руки на себя наложить. И наложу. Некуда мне податься.
– Если ты это всерьез, так и быть, дам тебе парочку шиллингов на газ и еще подушку - будет что подложить под голову,- сказал я.
– С тебя станется,- тихо сказала Клодин; мой ответ на эту дурацкую угрозу явно ошеломил ее.
– А как же иначе, раз такое твое желание. Я так тебя люблю, на все для тебя готов.
– Может, думаешь, мне сейчас сладко?
– Не думаю, да только нечего подсовывать мне младенца, когда ты уже целый месяц гуляешь с Элфи Ботсфордом. Не разберу, чего тебе надо, но меня на эту удочку не поймаешь.