Начало пути
Шрифт:
– Я думала, ты меня любишь,- сказала она.- А тебе, оказывается, на все наплевать. Получил чего хотел - и ладно. Элфи Ботсфорд до меня и не дотронулся. Он ничего такого себе со мной не позволил ни разу. Вот провалиться мне на этом месте.
Я знал, она говорит правду… почти правду. Я смотрел, как по бледной щеке Клодин сползает слеза боли и досады, и воспоминание о зрелом теле мисс Болсовер мигом улетучилось.
– А разве Элфи не женится на тебе? Переспи с ним разок, он ни о чем и не догадается.
Она села, закрыла лицо руками, и я уж было пожалел ее, но тут она взорвалась:
–
– Ты бросила меня в беде!
– закричал я.- Скажешь, нет? А теперь я тебе опять понадобился! Не буду врать, я в тот день по тебе убивался. А ты на меня наплевала, потому что меня выгнали с работы. По-твоему, это любовь? А теперь, когда ты доигралась, когда Элфи Ботсфорд обрюхатил тебя, теперь ты приходишь ко мне и хнычешь. Да чего тебе от меня надо?
Она вскочила, будто хотела пырнуть меня ножом, но не успела и слова вымолвить, я схватил ее и поцеловал.
– Я люблю тебя. Я с ума по тебе схожу, Клодин. Я что угодно для тебя сделаю. Только скажи.
Она ответила мне поцелуем и скоро малость поуспокоилась.
Мы стояли у камина перед зеркалом, я тихонько касался губами ее щеки, она - моей.
– Я пришла, потому что ребенок твой,- сказала она.- Пойдем вечером к моим родителям. Скажем им, что мы обручились и что лучше нам пожениться скорей, ну хоть через месяц.
– Ладно,- сказал я,- только сегодня я не могу. Лучше завтра. Днем раньше, днем позже - разница не велика.
– А почему не сегодня? Чем плохо сегодня?
– У моей машины мотор барахлит,- сказал я,- а знакомый парнишка, он в гараже работает, обещал сегодня исправить, в другой день он не может,
Клодин отпрянула.
– У твоей машины? Откуда у тебя машина?
Я сказал, что купил на свои сбережения.
– Сбережения?
– выкрикнула Клодин.- Это что ж, пока мы с тобой гуляли, у тебя в банке лежала такая куча денег, и ты мне ни словечка не сказал?
– Так и есть.
– Да как же теперь тебе верить?
– опять взорвалась она.
– Ну-ну, потише. Надо просто верить - и все. Я думал, ты обрадуешься, что у меня машина, ан нет. Уставилась на меня, будто я преступник. Что тебе хорошего ни скажи, ты все вывернешь наизнанку. А скажу что-нибудь плохое, пожалуй, обрадуешься. Так вот, слушай. Помнишь, я тебе говорил, мой отец погиб на войне, вот, мол, почему у меня нет отца?
– Я и хотел замолчать, да уже не мог, а может, по-настоящему и не хотел, сам не знаю. Клодин глядела на меня во все глаза, ждала - чем я сейчас ее огорошу.- Ну, так вот: не было у меня никакого отца, ничего я про него не знаю. Мать не была замужем, родила меня в войну от какого-то своего ухажера… Как говорится, я внебрачный, а попросту сказать, ублюдок, никудышник, самый доподлинный, чистой воды ублюдок, так что если еще когда обзовешь меня ублюдком, по крайней мере хоть раз в жизни скажешь правду. Потому что не верю я, будто ты еще ни разу не спала с Элфи. Одного не пойму: чего ради ты ко мне притопала, нагрузил-то тебя Элфи!
– Не к кому мне больше пойти, вот и пришла!
– со слезами закричала Клодин.
– Ничего не пойму, гуляешь ты с Элфи или нет?
– Гуляю.
– А с пузом - так ко мне? Ладно, если хочешь избавиться от младенца, дам тебе тридцать монет.-В конторе один парень так же расщедрился для своей девчонки, и, предлагая Клодин деньги, я прямо раздулся от гордости.
О мою голову разбилась бутылка - увесистая прямоугольная бутылка из-под соуса, первое, что попалось Клодин под руку. Не долго думая, я дал ей по морде. Она заорала, и я подумал: если мы продолжим в том же духе, скоро соседи прибегут нас разнимать.
– Я пришла, потому что ребенок твой,- сказала Клодин.
По носу у меня стекала тоненькая струйка крови, я нагнулся, вытер ее краем скатерти.
– Ну, раз так, завтра вечером, в полседьмого я буду у тебя.
– Сегодня,- потребовала она.
– Завтра. Мне надо починить машину. Другого случая у меня не будет. Завтра чуть свет он уезжает к тетке в Мейблторн. Так что завтра. Обещаю тебе.
– Если не придешь, приведу сюда мать с отцом.
– До этого не дойдет,- сказал я, улыбнулся и состроил такое честное лицо, честней некуда.- Я тебя люблю. Правда-правда. Никого кроме тебя, не любил. Я уже вижу, как славно мы с тобой заживем, когда поженимся.
Она села ко мне на колени, и моя страсть снова разгорелась.
– Пошли наверх,- сказал я.
Долго уговаривать ее не пришлось, Мы пролежали в постели до четырех часов, и она ушла в полной уверенности, что все наладилось. А я опять улегся на восхитительно смятые простыни и продремал до той самой минуты, когда пора было ехать к мисс Болсовер.
– Сколько это может продлиться?
– спросила Гвен.
– Годы,- ответил я.- А что?
– Я всегда задаю себе этот вопрос, а это плохой знак.
– Если я кого полюбил, так уж на всю жизнь… если только меня не бросают в беде. Тогда уж не моя вина. А тебе меня про это спрашивать не надо.
Мы лежали на ковре перед электрическим камином.
– Нет, я всегда спрашиваю,- сказала она,- и если все оборачивается плохо, мне некого винить, кроме самой себя. Но я все равно спрашиваю. Ничего не могу с собой поделать.
– Ну, раз тебе так нравится,- сказал я,- а я тебя люблю, и все тут.
– Ох, Майкл… ты такой сильный и простой. Такой прямодушный. Это в тебе всего милей. Ты мне понятен, а ни о ком другом я не могла этого сказать.
Пожалуй, это было не очень-то лестно, хотя в одном она не ошиблась. Я уже давно понял: не будь во мне этой простоты, я бы шагу ступить не мог, а потому изо всех сил старался ее сохранить. Так что похвала мисс Болсовер мне польстила, но обрадовался я не самим этим словам, а лишь тому, что она хоть какие-то слова сказала.
Она на скорую руку приготовила мясо, жареный картофель, салат, мы сели за столик в гостиной, она - в широченном купальном халате, а я в домашней куртке Зндрю, ее брата. Я заправлялся, а сам все поглаживал ее руку и оттого чувствовал себя настоящим мужем и чуть ли не хозяином в доме - отродясь ничего подобного не испытывал! После ужина я закурил и уговорил Гвен тоже раза два курнуть. Потом мы легли - не в полночь, как положено взрослым, а в восемь вечера: нас разбирала расчудесная страсть, и мы спешили вновь добраться до самой сути.