Начало пути
Шрифт:
— Богохульство! — гневно воскликнул он, потрясая кулаками. — Нет воли иной, кроме воли Фласэза! Только он решает, как мы должны поступать! Он решает и озвучивает своё решение через нас — тех, кто доносит его волю! Через нас он указывает путь слабым духом! Мы его глашатаи! Каждый обязан безропотно выполнять волю триединого Бога и меня, как его возвестника!
Я опять встряхнул головой. Я не мог поверить, что взрослый мужчина вполне осознанно может нести такую чушь. Местная религия кроме богобоязненности и смиренности в этих людях пытается ещё и непротивление злу насилием воспитать, что
Но затем я всё понял. Этот духовник, скорее всего, сам не верит в то, что пропагандирует. Иначе не было бы необходимости в одурманивании. Не было необходимости в использовании наркотического дыма. Если бы озвученные им идеи были благими, никакой «дым забытья» ему бы не понадобился. Если бы он призвал их встать на защиту своего очага, они послушали бы его. Послушали даже без наркотического дыма. Но вместо этого он держал стадо в повиновении, покуда волки забирали добычу. И единственный верный вывод из этого — он был одним из волков. Он отуплял бедолаг умышленно. Умышленно убивал их волю, делал податливыми и подконтрольными.
Святой отец Эолат продолжал что-то бормотать себе под нос, низко склонив голову. Он старательно прятал взгляд, но сомнения уже глубоко пустили корни в мою душу. Я схватил мерзавца за подбородок и впился взглядом в его глаза. Это были не глаза фанатика. Они не метались в страхе, а смело встретились с моими. Казалось, он изучает анирана так же жадно, как аниран его.
— Сколько? — тихо прошептал я. — Сколько тебе предложили? Какова твоя доля за столь паскудную дело, духовный пастырь?
— Аниран… — вновь замельтешил он и попытался упасть на колени.
Но все попытки увиливать я сразу оборвал. Подхватил его и не дал упасть.
— Не пытайся юлить, поганая тварь! Твоя жизнь висит на волоске!
— Моя жизнь ничего не стоит. Как и их жизни, — священник вновь смело посмотрел мне в глаза. И теперь его голос совсем не дрожал. В нём звучала обречённость. — Но моя жизнь для меня куда важнее, чем их жизни. Если благодаря им я продолжу жить так, как жил, мне безразлично кого и сколько из них придётся принести в жертву. Пускай даже всех.
Я растерялся. Преображение было настолько неожиданным, что я не сразу подобрал подходящих слов. Смотрел в бесстрашные глаза и удивлялся. Это не робот, выполняющий заложенную в него программу. Это не истовый религиозный фанатик. Этот человек прекрасно осознаёт что и зачем делает.
— Подонок, — злобно прошипел я. — Теперь я, наконец, понял… Ты привёл этих тварей сюда, верно? Ты подсказал, где можно отыскать ходовой товар, за который заплатят золотом? Сколько тебе полагалось за каждого ребёнка? Признавайся!
Святой отец Эолат поморщился и посмотрел на меня абсолютно спокойными глазами. В них я не видел ни страха смерти, ни мольбы о пощаде. Похоже, он не страшился неминуемого.
— Кондук платит дорого, — спокойно произнёс он. — С каждого — половина моя. И свою половину я получил заранее.
— Тварь…
— Я всего лишь пытался выжить. Выжить, чтобы жить дальше…
—
Как когда-то при встрече с Унаем, я повёл щитом наискосок. Мокрые одежды моментально начали тлеть на краях, когда святой отец развалился на две косые половинки. Он не успел даже пикнуть. Но, мне кажется, пищать он и не собирался. Он практически сразу понял, что его ждёт. Он знал, что наказания ему не избежать.
Два больших кровоточащих куска мяса хлюпнули, упав в грязь. И только затем я услышал тишину. Вернее не тишину, ведь дождь шёл не переставая. Я услышал молчание. Молчание, которое, не побоюсь этого слова, раздавалось у меня за спиной.
Я обернулся и посмотрел на коленопреклонённую толпу. Испуганные крестьяне, увидев, как свершается богохульство, увидев, как божьего глашатая развалили на две части, на мгновение замерли. Но совсем на короткое. Затем, словно по команде, пришли в движение все вместе. Не поднимаясь с колен, они ползли мне навстречу. Сжимали своих детей в объятиях, ползли на карачках и протягивали умоляющие руки. Зрелище было настолько удивительным, что мне оставалось только растерянно за ним наблюдать. Не менее пятидесяти человек — женщины и мужчины, старики и дети — подбирались ближе, протягивали худые руки и осторожно прикасались к моим ногам. Склоняли головы, щупали пальцами штаны из козлиной кожи, трогали обувь и тихо повторяли лишь одно только слово — слово «милих».
Глава 5
В темнице
Такую удивительную картину, наверное увидели те, кто скакал по грязной дороге. Несмотря на жуткий ливень, звук копыт я расслышал задолго до момента, когда конный отряд с суровым командиром во главе ворвался на территорию деревни. Конников было не меньше двух десятков и на лице каждого из них я заметил нескрываемое удивление. Кровавая картина перед глазами, несомненно, удивила каждого. Но они быстро пришли в себя. Один за другим соскочили с лошадей и обнажили мечи. Командир размахивал руками, приказывая окружить меня плотным кольцом.
Жители деревни заголосили все разом. Ещё громче начали рыдать, непрерывно бормоча слово «милих». Наблюдая за всеобщей истерикой, командир растерялся. Он ошарашенно смотрел по сторонам, изучая место побоища. Заметил бесхозных лошадей, металлическую клетку в виде повозки и мёртвые тела. Испуганно воскликнул, когда один из его подчинённых откинул прядь мокрых волос с лица того, кто двумя кусками лежал в грязи.
— Святой отец Эолат! — воскликнул он. Затем посмотрел на меня. — Что здесь произошло? Это ты убил его?
Солдаты, не особо церемонясь, принялись растаскивать жителей деревни, с опаской поглядывая на меня. Я стоял смирно и не делал резких движений. Я уже приблизительно понимал, с кем имею дело и не собирался никого провоцировать.
— Да, я убил этого мерзавца, — честно признался я. — Как и остальных.
Командир судорожно сглотнул и приказал принести кандалы. Я поднял руки, как бы показывая, что не собираюсь сопротивляться. Что не собираюсь вступать в конфронтацию с местными представителями закона.