Начало пути

Скарина Зинаида Станиславовна

Скрепя сердце, я передал ей книгу — она всегда у меня в кармане... Капитан быстро пролистала её.

— Здесь даже стихи, — проговорила она с уважением. Я не рискнул после этих слов посмотреть на бедную Охру. Потому что челюсть у неё, по логике, должна была вообще отвалиться. — Я тоже когда-то сочиняла. Но мне запретили — велели развивать свой основной талант и не отвлекаться. На корабле ещё кто-нибудь есть?

— Ещё 10 человек. Это беглецы с разных планет, мы их по дороге подобрали.

— Я хочу, чтобы каждый из них рассказал о своей планете. Мне очень интересно, что происходит во Вселенной. Во время сражений общаешься только с бездушными кораблями, а ни на одной из захваченных планет я не была — это уже не моя работа. Так что я не могу упустить случай пообщаться с людьми, которых сюда занесло. Я так понимаю, вы не знали о нашей империи? Иначе не сунулись бы так близко.

— Не, не знали, — подтвердила Ю.

—

Надеюсь, ваши спутники говорят на Всеобщем языке? У нас нет с собой электронного переводчика.

— Да, все говорят... Кто не умел, уже научился. Пойдёмте в кают-компанию, там все смогут удобно расположиться, — гостеприимно предложила Ю.

Капитан нахмурила брови и посмотрела на Охру. Второй пилот отрицательно покачала головой. Оно и понятно, это рискованный поступок — куда-то идти на чужом корабле, где притаились 10 человек. Это может быть ловушка. Но Темпера, видимо, решила, что мы достойны доверия, и молча прошествовала к выходу.

***

Первым говорить было велено парню с зелёными патлами и очень печальным видом, которого мы подобрали третьим.

— История моя отвратительна и в ней к тому же нет ничего нового, — начал он, хмуря брови и глядя в пространство. — У нас всё было вполне прилично, пока к власти не пришла толпа полнейших идиотов. И садистов. На нашей планете испокон веку жили три типа людей: с синими волосами, с жёлтыми волосами и с зелёными волосами. Ну, это не говоря об оттенках. В общем-то, на это никто не обращал особенного внимания. Нет, никому и в голову не приходило париться по этому поводу! Но тут самый главный из правящих извергов вдруг заявил, что самые настоящие люди — только те, у кого синие волосы. А желтоволосые — это вражеские захватчики, в тайне подтачивающие основы нашего мира, и всех их надо срочно истребить или изгнать. Хотя, между прочим, ходили слухи, что он и сам был желтоволосым до того, как облысел, и тогда это вообще непонятная гадость получается... Моя супруга решила, что он просто завидовал тем, у кого ещё есть волосы. Она вообще была очень весёлая, моя супруга... — он тяжело вздохнул. — Мы с ужасом наблюдали за начавшейся резнёй, помогали желтоволосым, чем только могли. Не так-то просто было их спрятать: тех, кого подозревали в покраске, ношении парика или бритье, тоже уничтожали, не разбираясь. Но мы никак не думали, что вся эта мясорубка может коснуться непосредственно нас, ведь у моей жены были правильные волосы, насыщенного синего цвета, а у меня, как видите, они зелёные. Но кучка узурпаторов вошла во вкус и додумалась до того, что зелёные волосы получаются в результате смешения жёлтых с синими, а следовательно, тоже вне закона. Они нам заявили, что мы своей отвратительной связью испортим весь генофонд, хотя мы вообще поженились не с целью размножения, а потому что любили друг друга. У нас и в мыслях ничего подобного не было... Меня скрутили и уволокли. Они сказали мне, что моей возлюбленной подберут вместо меня полноценного человека, чтобы они помогали возрождать Синеволосую расу. Зная её характер, я думаю, что она уже мертва, так или иначе... Она бы ни за что не смирилась, так что её либо убили, когда она набросилась на кого-нибудь или пыталась удрать, либо она сама себя убила, чтобы избежать таких унижений. Когда я сбежал и исхитрился угнать корабль, я пытался найти любимую и увезти с собой, но меня вычислили и обстреляли. Корабль был очень сильно повреждён, так что я еле ушёл от преследования, и хаотично болтался в космосе, не в состоянии куда-нибудь двинуться, а запас кислорода неумолимо иссякал. Так что я подал сигнал SOS, и ребята, к счастью, оказались рядом и подобрали меня. Они были готовы попытаться спасти её, но прорваться на этом корытце через удесятерённую охрану планеты не было никаких шансов... — парень опять приуныл. Я знаю, он всё это время очень переживал и думал только о своей супруге, оставшейся в этом аду. Он всё-таки верил, что она не погибла.

Что до меня, то я опять клокотал от ярости, хотя уже в третий раз слышал эту историю. Охра низко опустила голову, и я не видел её глаз. Лицо капитана оставалось бесстрастным, только крупно задрожала правая рука, державшая сигарету. Она заметила это и поспешно опустила руку на колено.

— Я думаю, мы могли бы вмешаться в этот бред, и навести на вашей планете порядок. И вызволить твою возлюбленную, если она жива. Не теряй надежды! — проговорила Темпера.

— Но капитан! — воскликнула Охра, — Наше главнокомандование наверняка сочтёт нецелесообразным ввязываться в чужую войну!

— Зато Я сочту целесообразным, — отрезала Темпера, — как мы сегодня смогли убедиться, на нашей планете тоже далеко не всё так правильно, как многие верили, — она, кажется, указала бровями на меня и зеленоволосого. Мы насторожились.

— Я поражена и не знаю, как это объяснить... Но, Темпера! Неужели ты пойдёшь против главнокомандования?!

— Я ещё подумаю, что я сделаю, — хладнокровно отозвалась Темпера. — Этому беспределу надо положить конец. Довольно нас обманывали. Я всю жизнь чувствовала, что всё не может быть так просто.

В глазах второго пилота отразилось отчаяние, но Темпера уже повернулась к следующему нашему спутнику. Это был весёлый бородатый малый с довольно крупной планеты в системе звезды Зета-2.

— Ну, моя история не такая печальная, но зато поучительная, — начал он весело, — Я никогда ничего не делал, и дома у меня не было, я ночевал, где придётся, и зарабатывал пением на улицах вместе со своими друзьями, бродячими музыкантами. Мы постоянно были в движении, искали новые города. Жизнь была непредсказуемая, но зато весёлая. Разумеется, пели мы о свободе, о своей вольной жизни, и частенько у нас сами собой получались ироничные

баллады, мораль которых была в том, что рабы ничем не отличаются от свободных людей, и что нельзя их перепродавать, заставлять работать и угнетать только из-за их происхождения. Люди радостно подхватывали наши песни, особенно молодёжь. Ведь все уже начинали задумываться, все понимали, что рабство — это неправильно, и тут и там начинали возникать общества, боровшиеся за освобождение рабов. Это понравилось не всем, и наш бродячий оркестр, если можно его так назвать, попал в немилость. Нас хотели сослать на рудники или хотя бы запереть в домах для умалишённых. Пришлось, пока не поздно, сбежать за границу. Мы прожили там 10 лет, там наше творчество оценили гораздо выше, мы играли уже не на улицах, а в больших залах, и нам даже платили за это. Нас приходили слушать разные люди, и бедные, и богатые. Накопив много денег, мы решили вернуться в родную страну и добиться полного освобождения рабов. Но мы не знали, что, пока нас не было, кто-то его уже добился. Бывшие рабы решили отомстить тем, кто их угнетал, пришли к выводу, что все их неприятности были из-за неравномерного распределения денег, и решили вообще избавиться от такого понятия. Поэтому они устроили охоту на богатых и стали сажать их в тюрьму, а отобранные деньги жечь на площади и танцевать и петь вокруг костров. Меня тут же поймали и обнаружили у меня деньги. Я пытался объяснить, что я музыкант и приехал бороться за их свободу, но меня не стали слушать и хотели бросить в тюрьму. Мы, конечно, ещё не научились летать в космос, не тот был уровень науки, но пятьдесят лет назад на нашей планете потерпел крушение чужой космолёт, он лежал и ржавел на окраине того самого города посреди большой воронки, и один сумасшедший учёный всю свою жизнь посветил изучению его устройства и починке. Так что, когда я, ополоумев, удирал от разъярённой толпы с ружьями, я наткнулся как раз на него, а старый учёный был очень рад мне, так как необразованные рабы уже подумывали, не колдун ли он и не надо ли сжечь его на костре. Они в страхе толпились вокруг непонятной железной громадины и не решались войти. Я проскользнул мимо них, и старик с радостью стал учить меня основам управления кораблём. Мы взлетели и покружили для пробы над городом, «колдун» хохотал, глядя, как внизу бегают перепуганные бывшие рабы, неотрывно глядя в небо и показывая пальцами на нас. Он научил меня сажать корабль, мы приземлились на горе и после двух дней подготовки решились отправиться в космос. К сожалению, учёный был очень стар и по дороге умер — не вынес перегрузок. Его тело нашло покой в открытом космосе, о котором он мечтал всю жизнь... А я несколько недель наматывал круги вокруг своей планеты, у меня одновременно заканчивались еда, топливо и воздух. Большая удача, что ребята подобрали меня, ведь я уже погибал. Очень надеюсь, что для моих друзей музыкантов всё сложилось удачно и их не приняли за богатых — ведь все деньги удрали вместе со мной, — он вытащил из-за пазухи увесистую пачку пёстрых и абсолютно теперь бесполезных бумажек.

Эта история всех немного развлекла, но во впившихся в лицо капитана глазах Охры явственно читалось что-то вроде: "Вот видишь! Я же говорила".

— Ладно. Давайте послушаем следующую историю, — Темпера кивнула сидящей слева от меня девчонке.

— О, моя история очень простая. Я думаю, все слышали подобные истории... Но там, где я жила, меня считали ненормальной, а мои поступки дикими. Никто не понимал меня. Дело в том, что там было очень консервативное и глубоко религиозное общество. Космические технологии развивались только на случай войны, и меня, благовоспитанной девушки, это не должно было касаться. Все мои сверстницы вели себя, как надо, были скромными и мечтали только о том, когда, наконец, им разрешат переехать в дом к мужу, ведь нас всех выдавали замуж ещё в детстве. А я была ненормальная. Я всё время витала в облаках и сочиняла какие-то истории. Меня очаровывали космолёты. Я бредила о звёздах, чёрных дырах и бесконечных пространствах. В своих мечтах я видела себя лихой лётчицей, открывательницей новых планет. А в старости я написала бы книгу обо всех своих приключениях и путешествиях... Но меня не учили писать и никогда не подпустили бы к космолётам. Я наблюдала за ними лишь издали, и мне щемило сердце... Наконец, пришло время переезжать к мужу. Увидев этого старого индюка, у которого уже было две жены, я ударилась в слёзы. Меня кое-как умыли, отчитали за неподобающее поведение и с церемонией препроводили в его дом, с обычными пожеланиями слушаться мужа и родить не меньше семерых детей. Я сразу поняла, что скорее повешусь, чем буду так жить. Я даже подыскала верёвку. Брачная ночь неумолимо приближалась, но тут я краем уха подслушала разговор за праздничным столом, из которого узнала, что мой муж единственно для развлечения купил на аукционе списанный космолёт. Он поставил его в гараже и собирался на досуге изучать его устройство. Я незаметно ускользнула, прокралась в гараж и увидела там крошечный космолётик. Теперь-то я знаю, что он не был рассчитан на длительные путешествия, а был годен только для полётов до нашего спутника и обратно. Я заправила его обычным керосином и снесла стену гаража. Не знаю, каким чудом мне удалось взлететь. Корабль летел как-то боком, я не смогла задраить люк, и воздух стремительно кончался, сзади что-то отвалилось, спереди что-то взорвалось... Я поняла, что вот-вот погибну, но чуть не столкнулась с кораблём ребят, и они сумели вытащить меня.

Минут пять Темпера и Охра-2 будто вели безмолвный спор: они не сводили друг с друга глаз, двигали бровями, и вид у обеих был очень упрямый и решительный. Мне показалось, что они будто смотрят на один и тот же вопрос с разных сторон, и что в чём-то они обе правы, но сути вопроса я, конечно, уловить не мог.

Рассерженная и полностью ушедшая в какие-то лихорадочные мысли, Темпера как будто забыла о нашем существовании. Наконец она затушила окурок и сказала:

— Ну, кто следующий хочет рассказать?

Тут поднял круглые светло-серые глаза очень мрачный и холодный красавец с угольно-чёрными волнистыми волосами до пояса. Его истории я не знал, да и никто пока что не слышал от него ни единого слова. Он был угрюм и молчалив с тех пор, как мы нашли его в открытом космосе без намёка на хоть какую-то обитаемую планету поблизости - безучастного, казалось, не понимающего, что он делает один в космолёте, пугающего своей неестественной красотой.