Начало пути

Скарина Зинаида Станиславовна

— Моя история, наверное, самая ужасная и отвратительная из всех, — начал он тихим низким голосом, — Я был молодым, подающим надежды учёным. — (При этих словах я с интересом глянул на Охру, но она, кажется, уже привыкла, и только покачала головой). — Теперь я жалею об этом. Один из величайших учёных пригласил меня в свой секретный исследовательский центр, расположенный на маленьком спутнике. Я преклонялся перед этим человеком, совершившим столько открытий, и ни за что не упустил бы такую редкую возможность... Я-то хотел помогать людям, мечтал изобретать лекарства от неизлечимых болезней... Но я и представить себе не мог, в какой кошмар попаду. Увидев, чем мне предстоит заниматься, я тут же захотел уехать обратно. Но теперь я знал тайну и мог покинуть спутник только мёртвым.

— Да что же там было-то? — не выдержала U-M-33-X-08.

— Дело в том, что все до единого опыты проводились на людях. Отвратительные опыты. Зверские изуверские опыты. Великий учёный, который столькому меня научил, оказался

обычным маньяком, — его губы задрожали и растянулись в подобии болезненной, дикой улыбки, и он надолго замолчал, глядя перед собой застывшим взглядом. Темпера наклонилась вперёд и протянула ему сигарету и зажигалку. Он прикурил дрожащими руками, и после пары затяжек успокоился и смог продолжать. — Спасибо... Удивительно, как иногда гениальность переходит в извращение... Позвольте мне избавить вас от того, чего я там насмотрелся. Мне до сих пор снятся кошмары. Я был вынужден участвовать в этом, чтоб меня самого не пустили в расход, я был вынужден беспомощно наблюдать, не в силах помочь этим людям... Это было коренное население спутника. Их всех держали в клетках в подвалах лаборатории... В принципе, через пару лет всё это окончательно потеряло какой-либо научный смысл, а мой профессор, вероятно, рехнулся от безнаказанности. Он возомнил себя каким-то жестоким божеством, не иначе. Конечно, я пытался вразумить его. Но на все мои доводы он отвечал, что всё, что он делает, он делает во имя науки, и не мне, бестолковому юнцу, учить его. Он ошибся на счёт меня, но остальные "лаборанты", похоже, быстро втянулись в местную "науку" и были ею вполне довольны. Некоторые были даже более отважными исследователями, чем профессор. Каждую неделю из "лаборатории" вывозили по 5-6 искалеченных трупов. Мне надоело смотреть на них, я не мог больше слушать стоны и крики, и я вызвался работать с "материалом". Точнее, мне выделили сектор подвала, где я должен был кормить несчастных пленников и наблюдать за ними, чтобы они не заболели раньше времени. Там было одно создание... Типичный представитель местного населения — тонкий и гибкий, с белоснежной полупрозрачной кожей, изящными чертами лица, ясными доверчивыми глазами и густыми локонами цвета благородной седины, а самое удивительное - двуполый. Очень красивые и странные люди обитали на этом злосчастном спутнике. Они жили слишком счастливо и оказались слишком добры и доверчивы, когда появился иноземный "профессор". Теперь некому было им помочь... Я знал, что у профессора есть ещё одна привычка — забирать к себе в покои молодых созданий для "постоянного наблюдения" и что-то такое с ними делать наедине. Тут уж была не наука, а скорее хобби, но я так подозреваю, что оно отличалось от "работы" лишь непосредственной близостью с предметом исследования. По крайней мере, эти его "домашние любимцы" тоже довольно скоро погибали. У него хватило цинизма при этом назначить возрастную границу. Он был уверен, что это выглядит так, будто у него есть мораль. И вот это юное создание было как раз на очереди. Я знал, что «учёный» уже сгорает от нетерпения утащить его в своё логово, ждёт не дождётся его совершеннолетия — по местным меркам оно наступало в 16 лет. До злополучной даты оставалась пара месяцев. Меня даже посещала мысль, а не гуманнее ли убить подопечного прямо сейчас... Не знаю, зачем, но я стал разговаривать с ним. Очень тихо и тайком. Мы буквально читали слова по губам. Оно стало для меня единственным светлым лучиком в этой преисподней. Я действительно очень привязался к нему. А однажды это прекрасное наивное существо вдруг заявило, что любит меня. В общем-то, это было немудрено, я и сам не мог бы поручиться за то, что именно чувствовал к нему... Слишком поздно я понял, что любил его, любил больше жизни... Но тогда в моральных сторонах вопроса разбираться было некогда, а надо было спасать его, и срочно. Его слова стали для меня последней каплей. В то время в отведённой мне секции подвала оставалось только оно, остальных обитателей клеток забрали за пару дней до этого. Я выломал решётку и освободил его. Отобрал оружие у охранника, которого стукнул по голове, и застрелил его напарника. Я бежал по бесконечным коридорам этого чёртового «научного центра», в правой руке — лучемёт, в левой — рука юного существа, которое совсем ослабело от сидения в клетке и не могло бежать достаточно быстро... Я выпустил всех живых узников, убивал каждого, кто пытался встать у нас на пути, и забирал оружие. Я разбил стекло и украл из лаборатории здоровенный ракетомёт, как будто знал, что он пригодится... — он закрыл глаза и замолчал. Веки его дрожали. Над тлеющим огоньком сигареты белела горка пепла.

Бородатый дружески положил руку ему на плечо.

— Так чем же всё кончилось? — подбодрил он осторожно. Красавец открыл глаза, но они смотрели прямо перед собой и были непроницаемы.

— Они убили его, — молвил он очень тихо. — Какой-то гад застрелил его из лучевой пушки. Лазер вошёл под правую лопатку, преломился и вышел над левой ключицей. Оно умерло у меня на руках. В двух шагах от космолёта... — он опустил голову и вцепился пальцами в волосы, будто хотел вырвать их все сразу.

Меня вдруг подбросило с места и я заорал:

— Да надо срочно туда лететь и переубивать этих козлов к чёртовой матери!!!

— Нет необходимости, — сероглазый дрожащими губами сжал окурок и затянулся им в последний раз, — я уже взорвал этот "научный центр".

Заметив, что в бороду музыканта скатилось несколько слезинок, я решил, что мне после этого смешно играть в героя. Вообще, после этой истории всхлипывали многие, другие были просто в ступоре. Капитан, похоже, не умела плакать, но вид у неё стал почти такой же безумный, как и у рассказчика.

— Ну что, кто нам ещё что-нибудь

расскажет? — спросила она до того спокойно и невозмутимо, что я понял: она действительно близка к истерике.

— Ну, после такого... — нерешительно начала одна женщина, — У нас вот на планете обычная война. Две страны не поделили месторождение бергония — это металл такой, очень дорогой и редкий. Я была разведчицей, пришлось удирать от вражеского десанта, а космолёт подбили. В общем, особо нечего и рассказывать.

— А нашу планету завоевали космические кочевники на больших и страшных кораблях. Мы никогда ничего такого не видели, мы сначала приняли их за богов... А теперь они навязывают нам свою религию. Увидят на шее вот это — срубают вместе с головой, — очень худой парнишка с янтарными глазами показал у себя на шее что-то похожее на каменное колесо на чёрном шнурке, — это Светило. Очень древний бог. Мы ни за что не отречёмся от веры. Я, наверное, вернусь и погибну за неё со своим народом.

— А у нас революция...

— А наша планета умирает: ядро остыло и воздух кончается...

— А у нас эпидемия.

Все напряглись.

— Да вы не бойтесь, я-то незаразный! — успокоил мужчина с кустистыми бровищами, — кто заразный — сразу видно. Они зеленеют с лица, глаза у них бессмысленные, у них течёт слюна, и они издают страшные хриплые звуки, вот такие: "Хгыыырррыххх", — он очень старался изобразить этот звук, и звук произвёл впечатление, — и убивают всё, что движется, — закончил он оптимистично. — Это результат действия биологического оружия.

Все поутихли, так как капитан Темпера медленно поднялась со своего места. Все смотрели на её внушительную фигуру и ждали.

— Друзья мои! — разнёсся над кают-компанией её стальной голос. От волнения в нём появились какие-то дерзкие, мальчишеские нотки. — Ни на одной из наших планет жить невозможно. Любое, даже самое полезное изобретение, любую, даже самую спасительную идею человек способен развернуть так, чтобы использовать для угнетения себе подобных. Человек всегда найдёт повод к войне и убийству. И мы, только мы с вами, хоть нас и ничтожно мало, ДОЛЖНЫ исправить ситуацию на каждой из НАШИХ планет! — (Охра прикусила губу и закрыла глаза) — Кроме нас этого некому сделать, ведь мы — свободные люди, мы сумели вырваться, каждый из своего ада. Здесь собрались те, кто способны сами выбирать себе судьбу, и наша обязанность — защитить тех, кто не может помочь себе сам. И пусть всё это кажется безнадёжным, мы будем сражаться! — U-M-33-X-08 первая закричала "ура" и все подхватили её крик. — Я оставляю в ваше распоряжение свой верный "Октопус-33", и прошу на время это судёнышко, чтобы слетать на свою планету и попытаться уладить кое-что миром.

2. Капитан Темпера.

Я, честно скажу, у двери замешкалась. Не отправить ли кого вместо себя? Я куда угодно могу сунуться. Я разгромила не один вражеский флот. Но зайти ТУДА... Мне часто говорили, что я — кремень. Значит, должна зайти.

Я толкнула дверь. Пытаясь не смотреть по сторонам и не вдыхать отвратительный запах, инстинктивно стараясь ступать тише, я с каменным лицом марширую по узкому проходу. Мне жаль их. Этих дур, у которых компьютер не отыскал ни одного крошечного таланта и счёл их непригодными ни к какой работе, кроме этой. Это совсем не то, что доктор — доктора дежурят поблизости, но не находятся здесь постоянно. И совсем не то, что воспитатель — тем нужно иметь истинное призвание и огромный багаж знаний. Но эти люди начнут приходить в это отделение несколько позже, а пока здесь только бездарности, которых было бы больше толку заменить роботами. Я бы застрелилась, а они все чем-то гордятся. Считают, что выполняют важную миссию, не иначе. Вот кто-то из младенцев начал орать, и одна из этих фуфырок понеслась в ту сторону, по дороге отвратительно вращая бёдрами и строя мне глазки. Я чувствовала на себе вожделеющие взгляды ещё десятка таких же и слышала их глупое хихиканье. Конечно, я ведь редкостное событие в их убогой жизни. Из-за жалких попыток нарядиться при отсутствии вкуса и мозгов они выглядят ещё более одинаковыми. Неужели они правда думают, что если поярче накрасят свои серенькие мордочки и будут кокетливо хихикать, то сразу понадобятся мне? Да счас. Чёрта-с два. Я, типа, храню верность своему второму пилоту. Правда, я, как ни стараюсь, не могу испытывать к Охре никаких чувств, кроме дружеских. Но им-то не обязательно об этом знать... Да, я бесчувственная вояка, неспособная любить. В свои 27 пора бы смириться с этим фактом. Нет, в юности я влюблялась, конечно, но всё невзаимно, в недосягаемых и идеальных. А теперь - кто его знает, чего мне надо и надо ли.

Чтобы найти главную, мне, видимо, придётся-таки окинуть взглядом это омерзительное помещение. Хоть бы не вырвало. Взять себя в руки. Я подняла глаза, и меня-таки замутило, потому как вокруг меня штабелями лежали младенцы, между рядами которых кудахтали эти дуры. Мы называем это помещение курятником. И в правду очень похоже. Красные влажные существа лишь отдалённо напоминали людей. По форме больше похожие на каких-то личинок и непрестанно пускающие слюни, они вызывали у меня что-то среднее между жалостью и отвращением. Слава Нашей Науке! Благодаря ей никому больше не нужно выворачиваться наизнанку и тратить свою единственную молодость на эту гнусную возню. Хотя есть вероятность, что некоторые из этих детей — мои. Что-то мне окончательно поплохело. Я стала шарить взглядом, натыкаясь на глупые улыбки и хлопающие ресницы. Ага, вот она, главная наседка. Бежит ко мне с приторной, якобы соблазнительной улыбочкой.