Начало пути
Шрифт:
Еще чуть-чуть, и смогу его схватить и уволочь к себе. Мысль мелькнула и с ужасом огляделась в пустом пространстве черепа. Ее никто не поддержал.
— Она! — радостно. — Точно, она! Я эту магию завсегда узнаю. Арчи, рычи, я монету нашел! А ты говорил, что зря идем.
Прячу монету обратно, буквально выскальзывая из хватки ребенка. Ребенок едва не ухнул следом, растерявшись оттого, что приз убрали.
— Эй, — обиженно, — отдай мою монету!
Как у детей все просто. Едва что-то увидели, и всё, это уже их собственность. Или это только у принцев так принято?
— Только
— Ага, а ты потом вылезешь и ничего не дашь! — возмущенно.
— Дам. Слово ведьмы! Только дай мазь, а?
Перед глазами, к слову, уже все плыло. Рука уже не болела, зато пульсировала вся правая половина тела. Было плохо, бросало то в жар, то в холод. Все происходящее стало казаться непрекращающимся ночным кошмаром, от которого невозможно сбежать. Хотелось проснуться дома, в своей кроватке, выпить горячего чаю и…
— Блин. Арчи!
— Не дам. Она обманет!
— Ну дай ей мазь.
— Нет.
— Ну дай-дай. — Голосом, который предвещал близкую детскую истерику.
— С ума сошел?! Это мама на крайний случай дала — а вдруг коленку поцарапаешь?
— А-а-арчи-и-и-и…
Даже меня перекосило от рева его королевского высочества. Избаловали его вампиры. Арчи небось что-то вроде слуги и телохранителя в одном флаконе. Старшие братья так младшим не потакают.
— На.
В могилу упало что-то мелкое, булькнув и мгновенно уйдя на дно. Падаю на колени, судорожно это что-то разыскивая. Лишь бы не затонула, лишь бы не затонула, лишь бы не зато… Есть. Вот она! Ой, это череп. А где баночка? О, вот!
Бросаю черепушку, открываю баночку зубами и зажимаю горлышко во рту.
Так… теперь стянуть куртку с больной руки. Блин, как больно-то… уй, елки.
Застываю, глотая слезы и стараясь не реветь.
— Монету дай, — потребовали сверху.
— Сначала проверю, действует ли мазь.
— Хм. Ну проверяй, только мы других-то и не брали.
Мне плевать. Изучаю обломки костей, грязный, сбившийся бинт и стекающую вниз кровь. Сколько у меня ее? Видать, много.
Бинт тоже сняла не сразу, но сняла. От боли перед глазами летают звездочки, стены могилы изгибаются, как в фильме ужасов. Такое ощущение, что я нашла свою могилу. Если потеряю сознание и рухну, то утону и не воскресну. В этой жиже вообще выжить сложно. Так что…
Так.
Вываливаю содержимое на рану, стараясь не обращать внимания на острое ощущение жжения в тех местах, где мазь касалась раны.
— Все вымазывай, а то не подействует, — сообщили сверху.
Устало киваю и размазываю остатки по всей руке. Она у меня уже наполовину черная. Офигенный мне переломчик маг организовал. Главный сосуд порвала, что ли?
— Ну как?
— Щиплет. — Сажусь в грязь, ибо ноги не держат.
Жжение охватило всю руку и становилось все сильнее, словно опустила ее в таз с горящими углями. Боль стала еще сильнее и обдала адским огнем. Затем, с громким чмоком, разошлись края раны, и вонючий гной хлынул оттуда наружу.
— Так и должно быть. Мертвое отомрет, живое оживет. Давай монету, пока еще жива.
— А то что?
Удивленная мордашка, свесившаяся с края могилы.
Из последних сил встаю, выбрасываю руку вверх и утягиваю принца в могилу.
Визг ребенка, крик паренька, застрявшего неподалеку, и всплеск от двух тел.
— Эй, ты чего? Пусти!
Меня укусили за руку… больную, малолетний гад. Больно, наверное, но она горит, и я временно не могу оценивать степень боли.
— Говори, что за дрянь ты мне дал. Я подыхаю?
На меня страшно смотреть. Я почти не соображаю, стараясь только не орать. Да что ж это такое! Когда ж все это закончится?!
— Да нормальную я мазь дал! Все сейчас пройдет, потерпи!
— Угу. А если сдохну — тебя никто не подсадит. Вы оба здесь и останетесь. Вода-то не убывает. Сколько в холоде можешь пробыть? А потом рассвет — и капут. От солнца умеешь прятаться?
— С чего ты взяла, что я должен бояться солнца? — с огромным интересом спросил ребенок.
— Ну как же, все знают, чего боятся вампиры: солнце, чеснок и святая вода…
Меня перебил детский смех.
— Говори, что за мазь.
— Не скажу! — Обиженно.
— Как ты думаешь, что сделают с тобой и твоим другом местные жители, когда придут проведать могилки горячо любимых усопших родственничков, а тут вампиры?
Ребенок побледнел.
— Арчи! Кинь мазь, Арчи!
В воздухе что-то мелькнуло. Я сползла по стенке, сжимая зубы до хруста и воя на одной ноте. Было даже не больно, было очень горячо.
— Потерпи! — Мне опять что-то намазывали на руку. — Просто две мази. Одна омертвляет умершее, вторая оживляет живое. Блин, ты много намазала! Ну потерпи.
Ребенок всхлипнул, вытер рукавом нос и продолжил намазывать мне руку серебристой слизью.
Закрываю глаза и пытаюсь дышать.
Вроде… вроде отступает. Не знаю, я уже не соображаю. Темно как-то вокруг… Кажется, я все-таки потеряю сознание.
23:41
Просыпалась медленно, урывками. Было очень холодно, рядом кто-то тихо дышал.
Руку сильно дергало, но боли не было совсем, такое ощущение, словно я умерла или ее ампутировали.
В голове проклюнулась новая мысль: «Бывает ли мир без боли?» Я ее осмотрела и затолкала обратно. Только философии недоделанной мне сейчас и не хватало.
— Ну? Ты как? Живая?
Поворачиваю голову и открываю глаза, стараясь сфокусировать взгляд. Рядом сидит грязный ребенок, дрожит, но смотрит внимательно и с любопытством. Глаза черные, сам симпатичный… но грязный. Очень. И мокрый.
— Да.
— Она жива!
— Отлично! Как рука, ведьма? — Голос доносился откуда-то сбоку, приглушенно как-то. Кое-как вспомнила, что вообще случилось. Пытаюсь сесть, чувствуя, как онемели ноги. Лежала-то я в воде. Только грудь и голова наружу. И то только потому, что ребенок держал. Боялся, что, если утону, его уже никто не вытащит. Молодец… соображает.