Начало России
Шрифт:
Для узурпатора их заговор стал крайне тревожным сигналом. За первой ласточкой появятся другие. Шемяка ласкал и лелеял Ивана Можайского, в самом деле предоставил ему властвовать с собой – а то как бы не предал. Два князя попытались еще раз подольститься к Церкви. Созвали Освященный собор, попросили епископов обсудить, как возвести Иону в митропольчье достоинство. Но до канонических вопросов дело не дошло. Епископы привозили отовсюду неутешительные сведения – народ волнуется. А Иона даже слышать не желал о своем посвящении в сан. Упрямо повторял: сперва надо исполнить обет, освободить Василия.
Его требования прозвучали прямо на соборе, считай,
Шемяка повез в Углич весь собор – Иону, епископов, архимандритов, созвал князей и бояр. При высокопоставленном скопище великий князь обнял Василия, просил прощения. Узник прочувствованно отвечал, что он сам во всем виноват, пострадал за свои грехи и беззакония, был достоин смерти. Благодарил врага за то, что пощадил его, дал возможность покаяться. Повторял текст присяги, которую ему диктовали. Она была необычной, сопровождалась угрозами таких проклятий на собственную голову, что у присутствующих мурашки бежали по коже. Потом сидели за общим столом, рекой лились вина и меды, размазывались по щекам умильные пьяные слезы…
Но Шемяка опять лгал. Он чисто формально выполнил условия Ионы. Вместо настоящего удела назначил брату Вологду. Захолустный город никогда не был центром княжества, эта земля считалась спорной между Москвой и Новгородом. Оставлять Василия без присмотра великий князь не собирался, отправлял его под надежной охраной. Менял тюрьму на ссылку – без запоров на дверях, зато подальше и поглуше. Куда уж слепому вырваться! Будет торчать в медвежьем углу, а со временем страсти улягутся, о свергнутом государе начнут забывать, и он потихоньку исчезнет. Мало ли существует способов? Но победитель многого не понял. Не понял, что перед ним был уже другой человек. Ослепление оборвало прежнюю жизнь Василия, но и изменило его. Заставило его не на словах, а искренне, всей душой покаяться. Он очистился от былых слабостей, легкомыслия, мелочных увлечений. В страданиях выковался новый облик, цельный, собранный, волевой. На Руси его назвали – Василий Темный.
37. Как Русь исцелялась от слепоты
Всего лишь полугодичного владычества Шемяки оказалось достаточно, чтобы русские люди одумались. Те, кто совсем недавно равнодушно воспринимал известия о перевороте, о расправе над великим князем, соблазнялся надеждами на лучшее, сейчас сочувствовали Василию. Нашлись и такие, кто готов был выручать его. Софья Витовтовна даже из далекого заточения ухитрялась связаться с преданными помощниками. А главным организатором побега государя стал… святитель Иона. Он оценил узурпатора как врага – не только для свергнутого государя, но и для всей Руси. Не выступал против него открыто лишь из-за того, что считал своим долгом уберечь Василия и его близких. В распоряжении нареченного митрополита имелись нити, недоступные Шемяке. Священники, игумены, монахи общались с боярами, воинами. Узнавали, на кого можно положиться.
Иона не зря так
Обманули и Шемякиных стражей, проникли к государю. В Вологду ему переслали записку матери, она настаивала – не сдавайся, борись. С ним сумели перешепнуться вологодские священники, пояснили, что от него требуется. Василий сохранил подсказанный ему план в тайне, не раскрыл даже жене. Покорно обратился к Шемяке, просился съездить в Кирилло-Белозерский монастырь. Дескать, дал обет, если выйдет из тюрьмы, совершить паломничество. Монастырь был знаменитым, считался вторым по рангу после Троице-Сергиева. Что ж, великий князь не возражал. Почему же ссыльному не прогуляться по святым обителям? Меньше будет думать о своем реальном положении.
Но ехать-то требовалось спешно, пока не замерзли реки. Пробыв в Вологде всего пару недель, Темный с семьей погрузился на ладьи. Отчалили по Сухоне, и словно оторвались от мирской суеты. А заодно и от городов, от связи с Москвой. Путешественников окружили тишина и благодать северной природы, разве что выколотые глаза не видели великолепия осенних лесных пейзажей. Заглянули в Ферапонтов монастырь, и его настоятель, преподобный Мартиниан, вызвался сопровождать паломников. Он настолько душевно беседовал с Василием, что тот попросил его быть своим духовником. А при этом как раз через св. Мартиниана установились контакты свергнутого государя с внешним миром.
Между тем, операция по его освобождению развернулась в полную силу. Дорожную грязь месили отряды, к Кирилловой обители спешило «множество людей со всех сторон, князи и бояре, и дети боярские, и молодые люди, кто ему служивал, и паки кто не служивал». Шемяка так и не уследил, куда же подевались сотни воинов… Одни, вроде бы, отправились на зиму по своим вотчинам, другие отлучились по семейным делам, третьих вдруг тоже потянуло в паломничество. Кирилло-белозерские монахи были в курсе дела, принимали и размещали стекающихся всадников. Все было укрыто, замаскировано. Охранники, приставленные к Василию, ничего не заподозрили. Ладьи спокойно подошли к монастырской пристани, а дальше стража предпринять ничего не успела. Как с ней обошлись, история умалчивает. Темного окружила уже иная охрана, своя [10].
Об этом не узнали ни в Вологде, ни в Москве. Пути-дороги в обитель были надежно перекрыты, через кордоны проникали только верные слуги. Они привезли ответ от Бориса Тверского. Князь был зол на Шемяку: обманул ожидания насчет Новгорода и взамен ничего не дал. А новый виток усобиц у соседей его устраивал. Борис прикидывал, что инвалид на престоле будет для Твери предпочтительнее, чем непредсказуемый разбойник. Приглашал Василия к себе, обещал помощь. Настоятель монастыря Трифон и святой старец Симон со всей братией совершили очень важный обряд, разрешили государя от подневольной клятвы врагу и благословили «поити на великое княжение на Москву». В конце октября Темный с кавалькадой соратников покинул обитель.