Начало. Техник-интендант
Шрифт:
– Так бойцы, я дал слово комсомольца что не убью этого немца, поэтому он так легко всё и рассказал. Акимов, ты такого слова не давал. Сверни ему шею. Их сюда никто не звал.
Тошнотворный хруст позвонков я услышал уже отходя, боец понял меня буквально и просто свернул шею часовому как кутёнку. Дальше мы пробежались и перебравшись через дощатый забор, видимо подворье из зажиточных, оказались на дворе местного дома. Тут стоял легковой «Мерседес», военного образца. Такие выпускали для высшего военного командования Третьего Рейха, и да, это кабриолет, со сложенной крышей. Рядом стоял «Ганомаг», видимо охраны. И полуразобранный мотоцикл сопровождения, не успели закончить ремонт. Дальше работали тихо. Уничтожить охрану было трудно, но мы справились. Тут был свой часовой, я его сам снял. Когда с охраной было покончено, мы пробрались в дом. Внутри кроме генерала было ещё трое, видимо денщик, адъютант и ещё кто-то. Только не хозяева, они спали в сарае. Даже не на сеновале, там были солдаты охраны, мы их там на тот свет и отправили. Точнее это сделал я. Пришлось схитрить. Подняться
Всем по фигу, проводили взглядами, патруль на выезде отдал честь, когда мы проезжали, и вот так покинули село. Бронетранспортёр ревел сзади. Проехав три километра до наших, я помигал фарами на подъезде. Чтобы не подстрелили, ну и показал обрадованному Бабину генерала. Кляп мы уже вытащили, и тот оглашал округу матами. Двое других офицеров в бронетранспортёре. Бумаги и карты там же. Дальше бронетранспортёр вперёд, потом я на легковушке, и грузовики за нами. Как раз светать начало, так мы и покатили прочь, в сторону Днепра. Нам ещё мост пресечь нужно. Уже рассвело, когда мы в наглую подъехали к мосту, объехав длинную очередь на переправу и присоединились к артиллеристам что переправлялись на ту сторону. Сразу нас не пустили, тут регулировщикам плевать на чины, но как полк прошёл, и нас пустили. Надо сказать, беспокоился я. У генерала машина с одними тактическими знаниями, а у трёх грузовиков с другими. Вообще кажется от охранной дивизии. То-то немцы на них с недоумением смотрят. В общем, палево, нужно сваливать. Поэтому, когда я проехал мост, то сразу ушёл на второстепенную дорогу и мы сделали рывок на пятьдесят километров параллельно линии фронта в сторону Украины. В пути на час вставали поесть. И в шесть вечера встали уже на днёвку, все вымотались. Выставили часовых, охрану для пленных и отправились спать. Хорошо, что тут Бабин командует, я отдыхаю пока он это делает.
Подняли нас в полночь, быстро поев, снова погрузились в машины, топливо к концу подходило, ещё на сто километров и встанем, но заправили остатки. И вот не успели проехать и восьми километров, как я остановил «Мерседес». Сидевший рядом на месте пассажира Бабин сразу спросил:
– Что?
– Кажись наши. Идёт стрелковая колонна. Вижу «сорокапятки», обоз. Отступающая часть. Люди вымотаны, еле идут. Точно наши.
– Нужно посыльных для опознания отправить. Если на этих машинах подъедем, расстреляют.
– Это точно. Тем более рёв движка нашего бронетранспортёра те слышали. Ускорились, и двух всадников к нам направили. Явно на разведку. Заслон создают с одной пушкой.
– Сколько до них?
– Полтора километра будет. Мы на возвышенности стоим. Хорошо без фар идём, на подфарниках, издалека бы заметили.
Мы действительно крались, пока эти восемь километров проехали, пришлось объезжать три стоявших на ночёвках немецких фронтовых части. А тут выехали на дорогу и наши. Неужели проскочили? Отправленные навстречу разведчикам пограничники вступили в голосовую перекличку, и пообщавшись, направились обратно с одним из всадников. Второй к своим поскакал. Это оказалась стрелковая дивизия что организованно отступала на следующие позиции. Вот так двадцатого четвёртого июля, мы и вышли из окружения. Штаб дивизии уже передал информацию в штаб Тринадцатой армии о пленении командира Сорок Шестого мотокорпуса генерала Фитингкофа. Нам сразу выдали сопровождающих, и довели до штаба армии. Тот стоял в каком-то крупном селе. Встретил нас командующий, он был не выспавшийся, с красными глазами, набухшими веками, но при этом лучился радостью и довольствием. Дальше Бабин вышел вперёд, когда все привели себя в порядок, я уже скинул немецкую форму и надел гражданский костюм, были построены, немцев тоже вывели, специально осветили фарами, несмотря на опасность ночного налёта, и доложился. О выходе отряда из окружения, захвате техники, и о пленении командующего корпусом. Вышедший вперёд бригадный комиссар, начальник политуправления армии, пообещал, что никто не будет забыт и ничто не будет забыто.
– Не жмись ты, Павел Иванович, знаю же, что держишь в запасе награды. Доставай, это как раз тот случай, - сказал командующий, и проходя рядом со строем, всматриваясь в лица бойцов и командиров, пока остановился около меня.
– Значит это он генерала брал?
– Спланировал и осуществил с бойцами, товарищ генерал, - подтвердил капитан.
– За время совместных действий, комсомолец Гусаров лично уничтожил не меньше сорок немецких солдат и офицеров. В основном с помощью ножа. Сам лично видел убитых. Помог захватить всю технику, включая бронетранспортёр и генеральский автомобиль. Я считаю комсомолец Гусаров как никто другой заслуживает награды, и нашу благодарность за вывод из окружения.
– Что ж, вы правы, товарищ капитан, таких героев нужно награждать.
Потом генерал прошёл дальше, немцев уже увели в здание штаба, видимо допрашивать. Захваченные документы тоже унесли. Фары выключили, нас распустили, там особисты начали работать, но командующий велел доставить нас в штаб. Не всех, а только тех, кто участвовал в захвате командующего германским мотокорпусом. Когда нас завели в школьный класс, подошедший штабной командир попросил документы, у кого есть. Я протянул свой паспорт. Тот собрал всё и ушёл, ну а мы стали описывать что и как было, а писари записывали, составляя рапорты. Бабин ушёл к генералу и о чём-то с ним шушукался. А когда они вышли, я чуть челюсть не уронил, Бабин был в генеральской форме, видимо командующий свою одолжил, слегка не по размеру. Да нет, не свою, комплекции разные. Видимо кого-то из штабных командиров ограбил. Но то что Бабин генерал-майор, я не знал. Уверен, бойцы что были с ним, об этом прекрасно были осведомлены, один я тут в дураках. Мог бы догадаться, капитан, а за сорок, думал, что разжалованный, а тут вон оно что. Тот глянув на меня и улыбнулся одними глазами, и слегка кивнул. Кивнув в ответ, я стал ожидать что скажет командующий. Тот выйдя поздравил нас с пленением высшего военного чина противника, и сообщил что все мы были представлены к наградам, и награждение будет проведено сейчас.
– А вот ваш командир, генерал-майор Алавердов, будет представлен к высшей награде, с вручением в Кремле.
Я на это улыбнулся, и кивнул тому. Заслужил. Нет, честно, палки в колёса не ставил, внимательно выслушивал, анализировал, так что я им был доволен. Дальше началось награждение. Сначала парней, все получили ордена «Красной Звезды», я подозреваю что других орденов тут и не было, когда дело дошло до меня.
– Наш юный товарищ проявил смекалку и отвагу в боях с немецко-фашистскими захватчиками. Не являясь военнослужащим, он без сомнений встал на защиту Родины, - сказал командующий.
После него взял слово комиссар дивизии и начальник военного совета. Потом мне прикрепили на рубаху орден «Красной Звезды». Однако это ещё не всё, орден за генерала, как у всех, а вот за захваченную технику и уничтоженных немцев мне дополнительно вручили медаль «За Отвагу». Я так понимаю это максимум что мне могли дать сразу, и сейчас. Искренне улыбаясь, пожимая командующему руку, нас ослепило двумя фотовспышками, поблагодарил того за награды. На этом торжественное мероприятие было закончено. Мне выдали две оформленные наградные книжечки, и вернули паспорт. Бывшего Бабина увели, тот с начштаба армии ушёл, поэтому осмотревшись, убедившись, что на меня не обращают внимание, в штабе возникла какая-то нервозность, похоже пленные генерал и полковник что-то рассказали, да и карты были на руках, и это что-то сильно напрягло штабистов. Чтобы не мешать я незаметно покинул здание штаба, похоже это была сельская школа, и приметив что к отъезду готовится санитарная колонна из пяти грузовичков, отметив что наш военврач, медсёстры и оба раненых там же, а Взор их структуры запомнил, подбежал и попытался договорится со старшим, чтобы меня подкинули до железнодорожной станции. Тот не взял, кивал на инструкции.
Машины ушли, а я задумался. Потом плюнул, и присев на лавочку у ворот какого-то подворья, тут дома высокими дощатыми заборами огорожены были, снимая награды, убрал их вместе с наградными книжками в Хранилище. Паспорт тоже. После этого достал «полуторку», та новенькая, бак полный, запустив движок, на подфарниках покинул село, на выезде пост пропустил беспрепятственно, как я понял, проверяют въезжающих. Вскоре догнав санитарную колонну, шла та без зенитного прикрытия, хотя вот-вот наступит рассвет, дождался, когда те проедут деревянный мост через речку, и обогнав их по обочине, погнал дальше. Вообще после почти двух суток без сна меня изрядно мотало, спать хотел. Я мог Исцелением убрать все симптомы, но потом наступит расплата, пару дней спать буду. Я это уже проходил, правда, сутки спал, но от этого не легче. Так и катил на подфарниках, подсветка мне была не нужна. Что-то часто войска стали встречаться, стрелковые колонны шли, редкие противотанковые батареи, обозы и немногочисленные автоколонны с грузами. Решив, что сил доехать до железной дороги мне не хватит, свернул с дороги, убрал машину в Хранилище, и устроившись под деревом, сделал лежанку, и вскоре уснул. Спать очень хотелось, а поесть я поел, когда в машине ехал, буженину со свежим хлебом из Минского магазина. Потом горячего чая из термоса. Отлично поужинал, и всё на ходу. А ехал не по автобану. Даже ни капли не пролил.
Проснувшись, я несколько минут лежал, вслушиваясь в тишину. Ни тебе грохота канонады, ни стрельбы, как у Могилева, знай пичужка какая-то свои трели выводит… зараза, разбудила. Сев, откинув полу одеяла, я хмуро посмотрел на ветки берёзы над собой, но птичку не заметил. Ишь как надрывается. А вот Взор показал где та сидела. Осмотревшись, на горизонте пыль стояла, доносился гул моторов, там дорога, по которой я ехал ночью, специально подальше от неё лагерем встал чтобы не мешало. Посмотрел на трофейные дорогие швейцарские часы, определив время как пол двенадцатого. Нормально поспал, где-то часов семь.