Начало
Шрифт:
Мне пришлось потратить три часа уламывая Крылова. Да еще по два на Симонова и подпоручика Полстовалова. К каким только ухищрениям я не прибегал. Сулил большие звания, денежную помощь семье, показывал пачку бумаги, на которой была надпись «Акты и Законы». Слава богу никто из арестантов не попросил глянуть мой недописанный судебник. Иначе бы засмеяли. Убеждал, уговаривал и таки уломал. Всех троих. Без присяги, без слова и только всего на год. Но все трое добровольно в итоге пошли во 2-й заводской полк офицерами. Домой я пришел в первом часу ночи и просто упал на кровать. И тут же понял, что она не пуста. В уголке,
Глава 14
Екатерина только что вернулась из Царского Села, куда выезжала с Васильчиковым на тетеревиную охоту. Поездка, длившаяся пять дней, была не особенно удачна. Во-первых, фаворит был, так сказать, не в своей тарелке: он позволял себе дерзить Екатерине или, наоборот, падал к её ногам в раскаянии. Да что Александр Семёнович! Весь двор был в нервическом состоянии. Дамы плакали, кавалеры ходили грустные. Во-вторых, в покоях Екатерины было не особенно тепло и дымили печи. Дворцовый трубочист запил, императрица лично приказала пороть его на конюшне. В-третьих, и сама охота, кроме чрезмерно льстивых услуг егерей и свиты, не могла принести ей радости. Так, в Баболовском парке Екатерина дала всего пять выстрелов, из коих три, по её предположению, она наверняка промазала, а между тем, как доказательство её удачной стрельбы, ей преподнесли шесть убитых тетеревей.
– Но ведь я всего пять раз выстрелила…
– Это ничего не означает, ваше величество. С одного выстрела вы, государыня, срезали сразу двух сидевших на березе птиц. Это-то удивительно! – с жаром тряс головой и жирными щеками Лев Нарышкин – С вашим величеством могла бы соперничать лишь одна богиня Диана.
Екатерина, изумленная таким лганьем, взглянула на льстеца с ненавистью. Предатели. Кругом одни предатели и лжецы.
Вызванный из деревни Бибиков сидел в приемной Екатерины как на иголках. За его смелые суждения императрица стала относиться к нему с некоторой холодностью, и вот он вызван ко двору. К чему бы это? Неужели на Пугачева пошлют?
– И чтоб на глаза ко мне не дерзнули показываться! – крикливо говорила Екатерина расстроенному графу Чернышеву, собиравшему со стола подписанные государыней бумаги. Когда императрица давала важные распоряжения или кого-либо распекала, голос её был властный, отрывистый.
– Это ты мне подсунул этого Кара, Захар Григорьич. И генерала Фреймана також! Не поправили дело, а напортачили! Что скажут иностранные при нашем дворе послы? Какую эху будет иметь за границей все это? Позор! Просто позор.
– Государыня, вы же сами изволили знать, – оправдывался Чернышев – Все опытные генералы на турецкой войне…
– А вот опытный генерал! – воскликнула Екатерина, выходя из кабинета и показывая на Бибикова, у которого сразу вытянулось лицо и стало замирать сердце. «Ой, пошлют меня кашу расхлебывать!» – с горечью подумал он.
– Ваше величество! – Бибиков подскочил со стула, поклонился – Я сей же час готов…
– Мало войска у тебя? – императрица продолжала разговор с Чернышевым – Забери часть с Польши. Там сейчас подуспокоилось. Какие полки ты намерен послать против этой зловредной толпы каналий?
– Сей вопрос еще не решался, – пожал плечами Чернышев, грустно разглядывая Бибикова.
– Пошли-ка Бранту
Бибиков с Чернышевым с удивлением воззрились на Екатерину. Какой еще маркиз?? Императрица нервно засмеялась, обмахнулась веером.
– Да, трех-четырех полков будет достаточно. Ты Александр Ильич, голюбчик, – обратилась она к Бибикову – Как бы действовал против этой заразы?
– Самым решительным образом, матушка – браво ответил генерал – Но четырех полков будет маловато!
– Собирай коллегию, Захар Григорьич – Екатерина посмотрела на Чернышева и сменила гнев на милость – Надо бы обсудить все в подробностях. Чтобы конфузу опять не случится.
На коллегии весь генералитет сидел как в рот воды набрал, уткнув носы в бумаги. Только Вяземский преданными глазами, со льстивым бессмыслием, взирал на императрицу.
– Я позволю себе спросить вас, господа сановники – снова зазвучал голос Екатерины; она вынула из бисерной сумочки раздушенный носовой платок, зал наполнился благоуханием. Юный черноволосый паж сладострастно потянул ноздрями воздух, ему вдруг захотелось чихнуть, со страху он обомлел, крепко-накрепко закусил губу и весь содрогнулся. Его товарищ скосил на него озорные глаза. Граф Строганов повел в их сторону прихмуренной бровью.
– Я спрашиваю вас, господа, как быть? – вскинула императрица голову – Поскольку Оренбург занят, вся губерния остается без управления. Не направить ли туда второго гражданского губернатора?
– Я полагал бы, матушка, – заметил негромко князь Григорий Орлов – Раз уж мы посылаем туда генерала-аншефа, все управление краем поручить Бибикову.
– Я склонен поддержать эту идею, – откликнулся обер-прокурор Вяземский – Ибо все тамошние места заражены ныне возмущением и не могут без воинской помощи управляемыми быть.
– Против сказать ничего не нахожу – проговорила Екатерина. – Прошу пригласить генерал-аншефа Бибикова.
Внешне бодрый, жизнерадостный, но очень бледный, с александровской лентой через плечо, вошел Бибиков. Поклонился, занял указанное ему императрицей кресло. За окнами дворца бушевала вьюга. Снежные космы, как беглый пламень, плескались по зеркальным стеклам. В зале сумеречно, хотя был полдень.
Ливрейные слуги запалили горючие нити, которые вились от светильни к светильне всех ста пятидесяти свечей, и обе люстры вспыхнули, как рождественские елки. На длинном столе заседания зажгли кенкеты – фарфоровые масляные лампы. Четыре лакея в белейших перчатках подали государыне и всем присутствующим горячий чай в расписных гарднеровских чашках. Екатерине прислуживал сам граф Строганов.
В огромном зале было довольно свежо. Императрица поеживалась, зябко передергивая плечами, дважды кашлянула в раздушенный платочек. Григорий Орлов сорвался с места и ловко накинул на её плечи пелерину из пышных якутских соболей.
Екатерина посмотрела по-холодному на Чернышева, что не распорядился как следует протопить печи, сказала Орлову: «Мерси» и потянулась к горячему чаю. Чернышев понял недовольство императрицы.
Перестав преданно улыбаться, он пальцем подманил мордастого лакея, что-то сердито шепнул ему и, поджав сухие губы, незаметно лягнул его каблуком в ногу. Тотчас запылали два огромных камина.