Начало
Шрифт:
Татьяна оказалась страстной и чувственной. Мне даже пришлось зажимать ей рот, чтобы заглушить стоны и не разбудить дом. Это было легко пока я был сверху. Но после первого раза, мы и правда пошли в парную. Ей потрясающая попка и колыхающиеся груди вызвали новую волну возбуждения. Я перевернул девушку к себе спиной и взял ее сзади. И вот тут она оторвалась по полной. Закричала, забилась.
Утешало меня лишь то, что дверь в парную я плотно закрыл и деревянная обивка стен глушила звуки.
– Петя, я больше не могу! – взмолилась Харлова, когда мы вместе бурно финишировали – Пойдем обмоемся и в спальню.
И действительно, пот с нас так и лился, каменка давала сильный жар. Я дернул дверь на себя… и ничего. Я еще раз дернул. Опять ничего.
– Заело!
– Боже мой… – Харлова вместе со мной уперлась ногой в стену, мы попытались открыть, но все было бесполезно. Дышать становилось все труднее, мы сели на пол. Тут было полегче.
– Это нам наказанные свыше… За грехи! – Татьяна заплакала, уткнулась мне лицом в плечо. Мы хватали ртом выгорающий воздух, а я думал про свои грехи. И первый из них – небрежение. Прежде чем идти париться, еще в первый раз, надо было проверить в какую сторону открывается дверь. Она разбухла и вот результат – мы сейчас угорим. Внутри поднялась волна гнева. Вот так, по-глупому умереть? Не сделав Дела?? Я встал и в остервенении начал наносить удары ногой по двери. Перед глазами все плыло, от жара кожа пошла сильно покраснела.
Татьяна уже лежала на полу, еле дыша, а я из последних сил бил и бил пяткой. И вдруг… дверь треснула! Одна из досок отскочила и в парную пошел легкий поток свежего воздуха. Он придал мне энергии. А я навалился и вырвал вторую доску. Дернул дверь и, наконец, смог отрыть ее.
Сразу вытащил Татьяну, которая была без созданания. Тут же облил ее водой из кадки. Она вскинулась, закашлялась. Девушка тоже была вся красная.
– Мы живы! Ты спас нас…
– Спас, спас – я еле стоял на ногах – Вот, приложи мокрое полотенце ко лбу и пойдем спать. О случившемся – молчок.
Башенные часы над зданием гауптвахты пробили семь утра. Я открыл глаза, потянулся. Чувствовал себя на удивление не так уж плохо. Рядом лежала Татьяна, ее синие глаза в упор разглядывали меня. Рука гладила шрамы на спине. Краснота на коже девушки спала, но все-таки еще была видна.
Я почувствовал вину. Сначала лишил невинности Машу, теперь сплю с Татьяной. Разве это то, ради чего я сюда был послан? Баня стала мне предупреждением.
– А если ребеночек будет? – внезапно спросила Харлова.
– Какой ребеночек? – по-глупому ответил я.
– Маленький такой – девушка прыснула, показала руками – Например, мальчик.
– Станет принцем – буркнул я, одеваясь. Еще детей мне не хватало. «… по бурлящей России он торопит коня…». Какой уж тут ребеночек?
– Неужто признаешь бастрюка? – вдова внимательно на меня посмотрела.
– И не одного – мысленно я ей ответил.
– Таня! – пришло время поменять тему – Пришли столяра дверь в бане починить. Да так, чтобы в следующий раз она открывалась.
Я быстро, пока Харлова не опомнилась, поцеловал ее в губы, быстро оделся и вышел из спальни. В коридоре сразу наткнулся на Колю. Выглядел он обеспокоено.
– Э… Петр Федорович – мальчик замялся – Вы не видели сестру? Она не ночевала у себя в комнате.
Вот еще засада. Как объяснить пацану про Татьяну? Та еще задача.
– Так, Коля – иди к себе. Татьяна Григорьевна скоро придет. Я ее послал в гошпиталь помочь Маше.
– Я слыхал – паренек нахмурился – Много пораненных привезли?
– Да, бой был жестокий. Так что если надумал сбежать и пострелять в наших солдат – сходи, погляди, как все выглядит потом.
– С той стороны тоже пораненных и убитых много – набычился Коля – И все под присягой.
– Ума много не надо присягать дурному делу – я отстранил мальчики идти дальше.
– Служить государыне вовсе не дурное дело! – выкрикнул Николай.
– А кому служит сама Екатерина? – я резко обернулся – Стране? Народу? Вовсе нет. Она служит барям! Дарит им поместья с рабами, раздаривает миллионы фаворитам. На эти деньги и детей крестьянских можно обучить писать да считать, гошпитали по городам наоткрывать – людей лечить…
Парень стушевался, покраснел. Повисло тяжелое молчание.
– Там… Васька-птичник ищет вас – выдавил из себя Коля – Голубь прилетел из Казани. Все по вашей задумке.
Хлопуша в коротком письме сообщал шифром, что до Казани добрался удачно. Нашел старых дружков по каторге. У них и остановился. Войск в городе нет совсем – одна гарнизонная рота. По всей губернии волнения – солдатские команды в разгоне, сам губернатор Брант сидит на «чемоданах». В народе поговаривают, что вывозит мебель в Москву. Большую власть в городе имеет «опальный от Екатерины» митрополит Вениамин. Хлопуша советовал мне связаться с ним.
Я еще рез перечитал расшифрованное послание. Надо писать Вениамину и брать Казань. А значит, требуется выезжать к войскам Мясникова. Дождаться новых пушек и сразу ехать. В дороге составить письмо митрополиту. Я про него слышал. Он был обвинен в сношениях с Пугачевым и в ходе следствия находился под домашним арестом. Екатерина уже несколько лет последовательно вычищает из высшего духовенства малороссов. Удаляет их в заштатные епархии и даже сажает под аресты, как митрополита Арсения, который резко выступил против секуляризации церковных земель. Тут явно имелось поле для интриг. Того же «ссыльного» Вениамина можно поманить патриаршеством. Синод и заседающие там иерархи – продавшиеся престолу с потрохами и подпевающие Екатерине – кость в горле всему черному и белому священничеству России. Они с радостью поддержат все мои устремления по ликвидации Синода.
Прошло несколько дней. Новости повалили как из рога изобилия.
Во-первых, Овчинников добивает остатки отряда Корфа. Происходит несколько мелких стычек возле Сеидовой слободы и Сакмарского городка. Правительственные войска рассеяны, частично взяты в плен.
Во-вторых, примчался посланник от Перфильева. Пал Яицкий городок. Безо всякого шифра Афанасий Петрович сообщал, что крепость удалось захватить в ходе ночной вылазки верных мне казаков. Убито больше пятисот солдат – остальные сдались. Рукой Шигаева была приписка, что в их верности есть сомнения, а захваченного коменданта Симонова он предлагает казнить, так как тот и в плену продолжает смущать умы казаков, утверждая, что я никакой не Петр III, а беглый вор Емелька Пугачев.