Начало
Шрифт:
– Полагаю, это к лучшему!
– Что ты собираешься делать? Еще поспать?
– Нет, – сказал Джим, поднимаясь на ноги и пытаясь размяться. – Я взял с собой полотенце и пойду выкупаюсь в пруду.
– Что, опять? Ты и в прошлый раз не вылезал из воды. Смотри, домоешься до того, что и следа твоего не останется.
– Бетони, ты идешь со мной? – спросил он ее.
– Конечно, она пойдет, – сказала тетушка Джиг. – Ей не интересно оставаться здесь со мной.
Бетони сидела в камышах, пока
Пруд своей синевой повторял небо, но по краям, в тени ив и осин, казался темно-оливковым. Золотые лучи солнца погружались в его глубину, сверкая там, где Джим взмахом рук разбивал поверхность воды. От камышей пахло зеленью и свежестью.
В тихие заводи медленно с шлепаньем плыли утки. Где-то недалеко пел жаворонок.
Бетони настолько растворилась в ощущениях природы, что даже могла представить себя капелькой воды, сверкающей на солнце.
Ей казалось, что она такая же прохладная и зеленая, как стебель камыша. И так же, как камыш, слегка клонилась при легком дуновении ветерка, пропуская мимо себя медленно плывущих уток. Она могла представить себя и жаворонком – жарким маленьким комочком с серыми перьями и быстрыми трепещущими крыльями. Она порхала над скошенной пашней, и ее горло раздувалось, когда она выпевала свою немудреную песенку.
– Не оборачивайся! – крикнул ей Джим, вылезая из пруда. Он пошел в камыши неподалеку. – Иначе я покраснею!
– Поскорее вытирайся! – ответила ему Бетони. – Сейчас уже не так жарко, как тебе кажется.
Она смотрела, как он вытирался своим потертым маленьким полотенцем. Его нагота не вызывала у нее никаких грешных волнений, но худоба заставила прослезиться. Его косточки были такими острыми и хрупкими, как косточки маленькой птицы. Без одежды на него было просто страшно смотреть. Да и когда он был одет, то казался тенью ее крепких братьев.
– Я как будто снова родился на свет, – заметил Джим. Он сел рядом с Бетони и начал причесываться.
– Ты будешь купаться? Нет, тебе это не нужно. Ведь в Метлок-Террас не скупятся на воду!
– Да, наша прислуга Руби каждый день приносит мне большой медный кувшин воды. По-моему, это довольно глупо, ведь рядом с моей комнатой наверху есть огромная цистерна для воды.
– Руби, – переспросил Джим. – Она что, действительно похожа на рубин и сияет, как драгоценный камень?
– Нет, совсем наоборот. У нее всегда красные глаза, а волосы – тусклого мышиного цвета.
– И тем не менее, кому-то и она приглянется!
– Так оно и есть. За ней ухаживает подмастерье булочника. Но им приходится быть очень осторожными из-за миссис Брим, поэтому они изобрели свою систему сигнализации. Если все спокойно и им ничто не угрожает, Руби угощает его лошадь двумя кусками сахара, но если бдительное око хозяйки не дремлет, бедное животное получает только один
– Откуда ты так много знаешь об их отношениях?
– Иногда, когда нет поблизости миссис Брим, мы болтаем с Руби, и она спрашивает меня, как написать то или иное слово в ее записке к милому другу Мэтью.
– Ты ей объясни, что дело не в правописании. Кстати, я тут сочинил большую статью по поводу пенсии, и ее уже напечатали.
– Почему ты мне не сказал об этом раньше? – сказала Бетони. У тебя есть экземпляр этой газеты?
– Нет, но тебе необязательно читать эту статью. Все, что там написано, я пересказывал тебе не раз.
– Мне бы все равно хотелось прочитать.
– Только потому, что это напечатано в газете?
– А разве тебе самому не радостно, что твоя статья появилась на страницах популярной газеты, и таким образом множество людей в Англии познакомятся с тобой.
– Ну что ж, это только начало, – сказал Джим. Позже, когда они медленно шли по полю, Бетони заметила, как Джим часто останавливался, чтобы потереть спину и плечи.
– Ты, наверное, очень устала – поездка на велосипеде была длинной, – спросил ее Джим.
– Нет, не особенно.
– Но у тебя должны болеть все мышцы!
Наступили сумерки и похолодало, когда они вернулись к дому тетушки Джиг. Она зажгла лампу в кухне, огонь в очаге уже бушевал. Чайник кипел, а картофель лопался, погребенный в раскаленную золу. Стол без скатерти был уставлен тарелками и кружками желтого цвета. Посредине лежал большой каравай хлеба, и на его сияющей корочке темнели семена мака. В деревянной чаше радовали глаз спелые помидоры и разные пахучие травки с собственного огорода.
– Вы голодны? – Спросила их тетушка Джиг, заваривая чай.
– Просто умираем, как хочется есть. После купания всегда чувствуешь зверский аппетит.
– Ну, у меня все готово, – сказала старуха. Сначала она подала им яйца-кокотт, как назвала это блюдо сама Джиг. В глиняной посуде она растопила масло, разбила туда сырые яйца, насыпала мелко нарезанной петрушки, посыпала солью и перцем и немного подрумянила на огне. Потом последовала печеная картошка в мундире. Она была готова и лопалась при малейшем нажатии пальцев на нее. Мякоть была белой и рассыпчатой, и от нее поднимался пар. От картофеля почему-то пахло каштанами.
Потом тетушка Джиг подала сыр, яблоки и великолепные пышки с изюмом.
– Все, на этом кончим, – сказал Джим, откидываясь назад на стуле. – Или меня будут ночью мучить кошмары.
– Кстати о сне, – сказала тетушка Джиг. – Вы как будете спать? Вдвоем и наверху? Или по отдельности, и вам понадобятся лишние одеяла?
– Мы спим отдельно! – заявил Джим. – А ты – старая развратница!
– Парень, я ведь только спросила! Только спросила!
– Ты думаешь, что все вокруг такие же испорченные, как ты сама!