Начало
Шрифт:
Вечером за ужином Эдна сидела за общим столом, и ее отец пытался поддержать разговор. Мистера Торзби уже не было, и его прибор отсутствовал. Никто не спрашивал – почему, никто не упомянул его имени. На следующее утро его не было ни за завтраком, ни за ужином. В его комнате, под комнатой Бетони, царила тишина. Когда утром, спускаясь вниз, Бетони осторожно заглянула туда, она увидела, что там не было его вещей.
Комната продолжала пустовать, а потом как-то вдруг всем стало ясно, что Эдна и мистер Ламб скоро поженятся и разместятся в этих помещениях. Свадьба намечалась
Эдна почти не разговаривала с Бетони ни дома, ни в школе. Видимо, ее мучило то, что раньше она была слишком откровенна и все время с презрением отзывалась о мистере Ламбе. Теперь она боялась, что Бетони может передать ему это.
– Эдна, мы все можем ошибаться, – сказала ей Бетони. – Почему бы нам не остаться друзьями?
– Мне нечего сказать, – заявила Эдна. – Извините, у меня совершенно нет времени.
Бетони улыбнулась. Она не сердилась на Эдну за грубость, посчитав это плохим настроением, и думала, что все скоро пройдет. Но она ошибалась. Спустя неделю, Бетони обнаружила в своей комнате Эдну, когда та читала ее дневник.
Это был субботний вечер в октябре. Бетони ходила в парк на встречу с Джимом. Она подождала его, но он не пришел. Вечер был холодным и мокрым, и поэтому она вернулась домой слишком рано. Эдна не ожидала этого и у нее не было времени, чтобы спрятать дневник в ящик. Она сунула его в карман юбки и выглядела виноватой, но нахальной.
– Что ты здесь делаешь? – спросила ее Бетони. – Мне казалось, что у тебя нет времени на общение со мной.
– Моя мать хотела знать, не нужно ли поменять белье?
– Эдна, не лги. Ты видела, как я уходила из дома. Мы встретились в холле. У тебя мой дневник, не так ли? И ты читаешь его не в первый раз.
– Вот! – вдруг возмутилась Эдна и швырнула дневник под ноги Бетони – Вам нечего бояться! Я не разбираю ваш ужасный почерк!
– Убирайся из моей комнаты, – сказала Бетони. – И больше никогда не входи сюда, когда меня нет дома.
– Я не собираюсь приходить к вам, когда вы дома тоже! – завопила Эдна и выскочила из комнаты, как ошпаренная.
Бетони подняла дневник и заглянула внутрь. «Эдна права, – подумала Бетони, – почерк у меня просто чудовищный!»
С этих пор Эдна стала откровенно враждебной, и отношение к Бетони в доме изменилось. Миссис Брим еле разговаривала с ней, и мистер Ламб тоже стал весьма сдержан. Мистер Брим вел себя как обычно, но он почти не бывал по вечерам дома. Бетони понимала – почему. Только мисс Уилкингс по-прежнему относилась к ней дружелюбно. Руби боялась с ней разговаривать, но когда проходила мимо, то моргала своими больными глазами, показывая, что она ей симпатизирует и сочувствует.
В школе Эдна тоже начала вести себя явно вызывающе. Когда Бетони вела урок в ее классе, то Эдна и ее две подружки, Джулия Темпл и Феба Дэвис, обычно садились в первом ряду и не сводили с нее глаз весь урок. Они сверлили ее взглядами или насмешливо смотрели на какую-нибудь часть туалета. Они делали вид, что все знают, и часто перешептывались друг с другом, стараясь, чтобы Бетони слышала отдельные слова, как, например, «велосипед» или «проводила время
– Откуда вы приехали сюда, мисс Изард?
– В чем дело, Джулия?
– У вас такое странное произношение, мисс Изард. Нам очень интересно узнать, где говорят с подобным акцентом.
– Мисс Изард, ваш отец на самом деле плотник?
– Пожалуйста, задавайте вопросы по теме урока, – обычно отвечала им Бетони холодным и спокойным голосом.
Но очень часто, особенно, когда они как бы нечаянно толкали ее в коридоре, она с трудом сдерживалась, чтобы не дать им сдачи.
Бетони не видела Джима уже почти месяц. В Лондоне бушевала инфлюэнца, и Бетони начала волноваться. Как-то в холодную субботу в октябре она отправилась в трущобы Симсбери, чтобы отыскать его комнату в Борроу-дейл-Гарденз.
Улица была очень длинной, и Бетони не знала номер дома. Она вспомнила, как Джим как-то говорил, что живет на углу, и что позади дома проходила железная дорога. Ей нужно было проверить шесть домов.
Бетони постучала в первый дом на углу. Ей открыла дверь женщина, которая была совершенно лысая, за исключением длинной пряди волос, растущей на ее гладком сверкающем черепе.
– Мистер Ферт? Такого здесь нет. Дорогая, ты не сюда попала.
– Тогда, может, миссис Пакл, – добавила Бетони. – Она держит постояльцев.
– Нет, здесь таких нет, и нет никакой миссис Пакл. Я знаю всех людей вокруг.
В следующем доме женщина, открывшая ей дверь, держала на плече серого попугая, и у нее в руках была кочерга.
– Нет, мистер Ферт не живет в моем доме, и я не знаю миссис Пакл.
– Кто-то стучит! – заорал попугай. – Кто-то стучит! Впусти кретина в дом!
– Может, вы его видели? – продолжала расспросы Бетони. – Он очень худой, с темными волосами и с черными бровями. Работает в «Вестнике».
– Нет, – сказала хозяйка. – Я такого не знаю, попытайтесь что-то узнать в следующем доме.
– Проклятые поезда! – продолжал орать попугай, – Ватерлоо! Пересадка на Уотфорд!
На третьем доме висела бумажка – «Сдаются комнаты».
На стук Бетони дверь открыла маленькая женщина с седыми волосами, курносым носом, жесткими глазками и твердым подбородком.
– Да, я миссис Пакл. Вы хотите снять комнату?
– Нет, я хотела бы повидать мистера Джима Ферта. Воцарилась тишина, и женщина вышла на крыльцо.
– Боже! Мистер Ферт! Его уже нет недели три или даже больше.
– Куда он уехал? – спросила Бетони.
– Он умер, – хрипло сказала миссис Пакл. – Он неожиданно заболел. Это было в пятницу, три недели назад. Представляете, что я пережила! Мне пришлось позвать доктора Свитинга. Приехала карета, но ему уже ничем нельзя было помочь. Он умер, когда мы с доктором пришли в его комнату. У него прорвался аппендицит и это привело к перитониту. Да, перитонит, гак сказал доктор.
Бетони кивнула головой.
– Перитонит. Это и убило его. Они потащили его на носилках прямо в карету. Я стояла вот здесь, и они тащили его мимо меня. О, я так расстроилась. Правда, правда! Я сама почти заболела.