Начало

Йорк Маргарет

Но перед тем у миссис Левинсон состоялась последняя наставительная беседа с дочерью.

– Кора! Я вижу, что у вас с мужем не все в порядке, и подозреваю, что это из-за глупостей, которые ты прочитала в журнале.

– Мама?

– Да-да, ты сказала, что все знаешь о брачной ночи, потому что прочла инструкцию для начинающей супруги. Я поверила и не стала заглядывать в эту чушь.

– Но, мама…

– Послушай меня. Любой мужчина, даже если он джентльмен до каблуков своих ботинок и даже его пес имеет королевскую родословную, все равно желает одного: на приемах, балах,

во дворце, где угодно ты должна быть и выглядеть леди… если это тебе, конечно, нравится. Но как только он закрывает дверь в спальню, то ожидает, что ты превратишься в распутницу, в страстную львицу, для которой не существует никаких правил и ограничений!

– Мама?!.

– Да! Если не веришь, спроси своего дорогого Роберта.

– Но как?! – прошептала потрясенная этаким наставлением Кора.

– Не знаю, это тебе решать. Это первое! И второе: я оставляю тебе Нэнси, не то тебя уморят в этом Даунтоне местной овсянкой.

– Но меня никто не заставляет есть овсянку, – пролепетала Кора.

Миссис Левинсон никогда не заботилась о последовательности своих речей, но чтоб так…

– Это потому, что я здесь. В Даунтоне заставят. Потому Нэнси и поедет с тобой. Я обойдусь.

Кора помнила, что их обученная у повара-француза кухарка предмет гордости и всеобщей зависти, а потому является самым ценным подарком от матери, но сейчас встревожилась не этим.

– Мама, Нэнси чернокожая, по-моему, у графа Грэнтэма и леди Вайолет нет чернокожих слуг, особенно на кухне.

Миссис Левинсон внимательно посмотрела на дочь и фыркнула:

– Ты забыла Нэнси? Она сумеет постоять за себя! Кстати, поторопись уехать в Даунтон.

– Почему?

– Потому что после моего отъезда с завтрашнего дня им некого будет обсуждать и они примутся за тебя.

Кора с тоской подумала, что мать права…

Внизу уже ждали, и миссис Левинсон поспешила прощаться с леди Вайолет. Глядя на мило воркующих дам, никто бы не подумал, что этот миг праздник для обеих. Миссис Левинсон страшно устала от своих английских родственников, включая зятя и его мать, а леди Вайолет с облегчением думала, что хотя бы какое-то время поживет без шумной американки.

Целуя на прощание дочь, миссис Левинсон прошептала ей на ухо:

– Запомни: сгорающая от страсти львица…

Кора буквально вспыхнула от этого напоминания. Леди Вайолет поспешно отвела глаза, решив, что мать выпытывает у дочери подробности возможной беременности. Как бы мать Роберта не недолюбливала невестку, рождение внука должно было многое изменить.

У Коры едва не навернулись слезы на глаза, как бы она ни уставала от сумасбродства матери, какое бы смущение ни испытывала, ее отъезд означал, что новая леди Кроули остается одна. Мать права, с завтрашнего дня все лорнеты и бинокли в опере будут направлены на нее. Нет, конечно, не все, это было бы слишком, она не столь знаменита и популярна, но многие…

И в отношении Нэнси миссис Левинсон тоже права, та сумеет постоять за себя. Но Нэнси не только великолепная кухарка, она живое напоминание о доме, ведь у Коры остались только Анна и Нэнси. Леди Вайолет относится к невестке едва ли не строже остальных дам; Эдит, конечно,

доброжелательна, но она и сама подвергается строгому взысканию за каждый мелкий проступок, а с мужем у Коры отношения пока так и не наладились, в этом мать права. Поэтому больше других наставлений Кору потрясло последнее про львицу, оно не выходило из головы.

Поступить, как советовала мать, то есть либо и впрямь дать волю желаниям, которые сама Кора считала почти постыдными, либо спросить о его желаниях Роберта, не позволила природа – организм Коры потребовал недельных каникул от возможной близости с супругом. Это только добавило смущения, как она сможет признаться супругу в таком?

– Анна, как дать понять лорду Кроули, что у меня… что я…

– Я что-нибудь придумаю, миледи.

– Ты меня спасешь, я даже не представляю, как быть.

Кора не знала, каким образом Анне удалось дать понять Роберту, что в спальню супруги пока нельзя, скорее всего, намекнула, когда тот направлялся к жене. У Коры оставались несколько дней на размышления о словах матери. Днем она старательно скрывала все, что было в мыслях и на душе, держалась приветливо, но очень сдержанно. Чувствуя на себе оценивающие взгляды, невольно выпрямлялась, тщательно следила за каждым своим жестом, взглядом, словом. В осанке Коры и манере держаться даже появилась некоторая надменность.

Откуда Роберту знать, что в супруге говорила затаенная обида, ведь леди Вайолет, по-своему поняв перешептывание матери и дочери при прощании, поинтересовалась у Коры:

– Надеюсь, вы уже беременны и, надеюсь, сыном?

– Нет, миледи, совершенно точно нет.

Леди Вайолет поджала губы, досадуя на себя за то, что столь неловко влезла в интимную жизнь сына и невестки, но теперь уже Кора неверно поняла поведение свекрови.

У них и без того были не самые теплые отношения, а после столь прямого вопроса…

Спускаясь к завтраку, Кора нечаянно услышала, как Эдит укоряет мать:

– Мама, мне кажется, ты не совсем справедлива к Коре, она очень приятная молодая женщина, и Роберту будет с ней хорошо.

– Что-то я не заметила счастья в глазах Роберта, как, впрочем, и в ее глазах тоже. Свекровь задела больную тему, но ни спросить ее или мужа, ни просто поговорить на эту тему с кем-то Кора не могла, ее подруги в Нью-Йорке, например Сьюзен, едва ли были опытней, а любимая тетя, которой можно задать любые вопросы, не смогла отправиться в Лондон. Написать леди Бельмонт? Но как?! Как можно изложить на бумаге то, о чем даже думать стыдно? Оставалось замкнуться в себе, держаться как настоящая леди и надеяться, что все как-то само собой образуется.

Роберт тоже удивлялся переменам, произошедшим в поведении Коры. Сдержанная, спокойная, чуть надменная… Если бы только она не была такой же ледышкой в спальне!

– Роберт, должна признать, что отсутствие миссис Левинсон положительно влияет на поведение ее дочери. Кора ведет себя как настоящая леди, – вынуждена была заявить даже леди Вайолет.

– Но разве в присутствии матери Кора вела себя иначе?

Леди Вайолет на мгновение задумалась, потом фыркнула:

– Но она все равно американка!