Начало

Тавор Миа

Я почувствовала, как слова впиваются в меня, словно огромные кровожадные пиявки. Мне захотелось возразить, но в груди болезненно защемило и стало трудно дышать. Мысли о родителях все еще вызывали острую, ни с чем несравнимую боль, над которой эта женщина жестоко насмехалась.

Вполне насладившись произведенным впечатлением, она сурово поджала тонкие губы и оглядела беспорядочно разбросанные вокруг вещи.

— Итак, слушай и хорошенько запоминай, — рот ее кривился, а острые как иголки глаза сверлили меня колючим взглядом. — Есть правила, которым ты будешь неуклонно следовать. Я знаю, что всю

твою жизнь тебе позволяли вести себя как угодно, и вот результат — ты выросла таким же избалованным ничтожеством, как твоя мать.

Мои пальцы непроизвольно сжались. Как она смеет так о ней говорить? Боль в груди усилилась. Я предприняла слабую попытку заговорить, но тетка отмела ее взмахом руки.

— Теперь этому настал конец, — как ни в чем не бывало продолжила она, не давая мне вставить ни слова. — Отныне ты в моем доме и будешь вести себя подобающе. Очень скоро ты поймешь, что главное здесь — дисциплина. То, что твои родители спускали тебе с рук, со мной не пройдет. Я не потерплю прогулов или вызовов в школу. Любая малейшая выходка с твоей стороны — и ты будешь проводить ночи в подвале, полном вонючих, голодных крыс.

При этих словах я еще больше побледнела. Мне не хотелось представлять подвал своих новоиспеченных родственников, у которых и сам дом выглядел, как самая мрачная тюрьма, в которой я оказалась заложницей поневоле.

— Есть ты будешь в своей комнате. Марджи, экономка, будет приносить тебе еду и не вздумай воротить нос — лучше ее блюд ты все равно ничего не получишь. То, что мой муж является твоим единственным законным опекуном…

— Вы врете — наконец выдохнула я, схватившись за стол, чтобы не упасть. Меня мутило.

— Что-о-о? — ее лицо вытянулось, делая ее похожей на змею, готовую броситься на меня в любой момент.

— У моих родителей было много денег. Они не могли мне ничего не оставить!

На лице моей тетки проступила жестокая ухмылка.

— Твоя мать всегда любила прожигать деньги твоего отца. Оказалось, что ее высокие запросы ее же и погубили, — язвительно изрекла она. — Его денег хватило лишь на то, чтобы покрыть накопившиеся за несколько лет долги. — Она сделала паузу, словно боксер, выбирающий, куда нанести удар, и громко добавила: — Не удивлюсь, если это она довела его до аварии, которая погубила обоих.

Сердце захлестнула жгучая боль, и я не нашла в себе сил ответить.

Смерив меня презрительным взглядом, она снова заговорила:

— Запомни, что ты здесь только по нашей милости и должна быть нам благодарна. Начни с того, что веди себя тихо и не попадайся мне на глаза. Я не хочу лишний раз видеть живое доказательство нашим неудачным родственным связям, от которых одни неприятности, — ее сухой указательный палец оказался прямо перед моим носом.

Едва сдерживая слезы, я молча сглотнула, чувствуя, как ком в горле нарастает с каждой секундой. Вволю насладившись моим побледневшим видом, она запахнула свою длинную шаль и исчезла в темном проеме двери, которая захлопнулась за ней с гулким щелчком.

Не рискнув проверить, заперта ли она, я опустилась на кровать и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов в надежде прийти в себя.

Тетины слова о долгах родителей молотом отдавались в голове. Не может быть! Они бы сказали мне! Но несмотря на то, что мне ужасно хотелось в это верить, я знала, что родители не имели привычки делиться со мной своими делами. Особенно, когда дело касалось семейного бизнеса.

На смену им пришли мысли о том, что теперь со мной будет. Привычный мир рухнул — остались бередящие душу воспоминания. Меня ожидала совершенно новая, незнакомая жизнь, в которой я осталась совсем одна и которая с завтрашнего утра будет выглядеть совсем иначе.

Еще долго я ворочалась на жестком матрасе, пока наконец не забылась беспокойным сном.

Глава 2. Первые впечатления

Меня разбудил внезапный резкий шум. Громко щелкнула дверь.

«Значит, все-таки заперта», — подумала я. Тот факт, что моя новая комната превратилась в тюрьму, лишь подтвердил тетины слова о том, чтобы отныне все будет по ее правилам.

Приподнявшись на подушке, я увидела незнакомую сгорбленную старуху со сморщенным как старый гриб лицом. Не иначе, как Марджи или как там ее. Экономка, о которой вчера говорила тетя. В ее высохших, покрытых старческими пятнами, руках позвякивал небольшой серебряный поднос, который был чуть ли не в три раза больше, чем его скромное содержимое.

Прошелестев длинной, местами съеденной молью юбкой, старуха со стуком опустила поднос на стол, расплескав немного черной жидкости, напоминающей горячий шоколад. Затем вышла из комнаты и через секунду вернулась с двумя большими пакетами и коробкой.

— Вставай и одевайся, хозяйка велела не опаздывать, — скрипуче приказала она, срывая с меня одеяло и грубо выталкивая с теплой кровати на холодный пол.

— Куда? — еле слышно спросила я, сомневаясь, что старуха расслышала мой осипший за ночь голос. Похоже, местные сквозняки и ослабевший от пережитого стресса организм сделали свое дело. Я простудилась.

— В школу. Одень форму и причешись, как подобает прилежной ученице, — она взмахнула одеяло и одним махом застелила постель. — Не понимаю, почему миссис Беатрис велела послать тебя позже, ведь Майк и Николь уже давно в школе, — недовольно запричитала она, захлопнув за собой дверь и оставив меня наедине с непривлекательным завтраком.

Жесткий бутерброд, на котором виднелись островки плесени, вызвал у меня приступ отвращения. Молча послав тетку и ее предупреждения насчет местных блюд подальше, я отставила тарелку в сторону и глотнула напиток, который изначально приняла за шоколад. Горло обжег отвратительный горький вкус, и я громко закашлялась. Ну и гадость! В жизни не пробовала ничего хуже. Теперь этот мерзкий привкус будет на языке целый день!

Отплевываясь, я собрала школьную сумку, с которой обычно ходила на занятия в прошлом году. За тетрадками и ручками туда последовал подарок родителей к началу учебного года — новенький смартфон, которым, впрочем, я пользовалась нечасто: родители редко интересовались, как у меня дела, а частая смена дорогих пансионов, куда они справляли меня на весь год, не позволяла завести постоянных друзей. В отличие от большинства моих сверстников, мои контакты ограничивались всего десятком человек, двое из них— наш бывший дворецкий и мой личный водитель. Теперь и их можно было стереть за ненадобностью.