Начало
Шрифт:
— Возможно ли, что кто-то все-таки умел управлять волками? — машинально спросила я, потирая виски, чтобы восстановить в памяти весь разговор. В моем нынешнем состоянии это было непросто.
Взгляд учителя стал напряженным, и я испугалась, что сболтнула лишнее.
— Вы что-то хотите мне рассказать, мисс Леран? — мягко поинтересовался он.
Я прикусила язык.
— Просто подумала… Вдруг могли бы быть исключения?
Сощурив глаза, учитель испытующе вгляделся в мое лицо, будто хотел прочитать мои мысли, и я занервничала, что у него может получиться. Шестым чувством я понимала, что подслушанный мной разговор не предназначался для чужих ушей. А уж тем более для моих.
— В любом случае, — продолжил он как ни в чем не бывало, — даже если бы это каким-то образом было возможно, то, боюсь, мне все равно пришлось бы вам отказать. Для первых тренировок лучше выбрать животное поменьше, которое не будет представлять для вас опасности, как сделали ваши одноклассники. Вам придется еще многому учиться. Представьте, что в процессе тренировок вы на секунду потеряете над животным контроль… Я ни в коем случае не могу подвергнуть вас такой опасности. Так кого же вы хотите?
Я почувствовала облегчение. Учитель вернулся к первоначальной теме урока, и я могла больше не переживать, что меня уличат в подслушивании.
Но какое животное выбрать? В голове вдруг резко затуманилось. Прежнее ощущение бодрости сменилось ужасной усталостью, вызванной бессонницей и непрекращающейся, ноющей болью в руке. Я с трудом могла шевелить языком, не говоря уже о том, чтобы стоять на ногах.
— Подумайте, но верните мне ответ к началу следующего семестра, — проговорил учитель, ошибочно приняв мою сонливость и изнеможение за нерешительность.
Большинство учеников были рады, что эта тема наконец-то исчерпана. Судя по словам мистера Честертона, это была всего лишь старинная легенда. О ней не спрашивали на экзаменах, и поэтому она была для них совершенно бесполезна.
Они ждали другого — и учитель их не разочаровал. Он начал пояснять нюансы обучения в следующем семестре. Мне стоило большого труда его слушать, но кое-какие урывки информации все же запечатлелись в моем уставшем и мечтающем об отдыхе мозгу. Оказалось, что большинство уроков будет проходить на нижнем этаже, где находились специальные помещения для работы с животными. Учитель объяснил, что каждый будет работать исключительно с тем животным, которое он выбрал и на которое получил его одобрение. Домашней работы тоже прибавится, а в конце будет целых два экзамена — один обычный по книжному материалу, который мы обязаны будем продолжать учить, а другой практический, на котором мы должны будем продемонстрировать то, чему научились во время тренировок.
Ребята выглядели очень напряженными: не было сомнения, что они придавали большое значение тренировкам и готовы сделать все от них зависящее, чтобы оправдать надежды учителя. Только Уилл казался немного хмурым, а Джин смотрела куда-то в сторону.
Наконец учитель посмотрел на свои дорогие наручные часы с платиновым корпусом и циферблатом из белого золота и отпустил всех по домам.
Дул пробирающий до костей, ледяной ветер, но домой я еле плелась — сказывалась валившая с ног усталость. По дороге я размышляла, как будут проходить занятия в следующем семестре. Каково это влиять на животного одной лишь мыслью? Мистер Честертон упомянул, что это похоже на гипноз, но мне все еще было тяжело это представить. Мои одноклассники наверняка знали больше, чем я, но расспрашивать их было бы пустой тратой времени: кроме Уилла и Джин, никто не выражал желания общаться. Да и тех волновало лишь то, чтобы я не навлекла на них неприятности.
Когда до дома оставалось минут пять, я заметила, что за мной следят. Сначала я подумала, что мне показалось. Это вполне мог быть какой-нибудь зверек, искавший убежище от ветра под одним из заваленных снегом кустов. Или же опять игра воображения. Но стоило мне сделать несколько шагов, как девушка сама прекратила прятаться и вышла на обочину дороги.
Она выглядела немного нервной и постоянно оглядывалась по сторонам.
— Лин, — узнала я ее. Она вздрогнула, когда я произнесла ее имя. — Что ты здесь делаешь?
С тех пор, как я начала ходить в школу по этой дороге, я никогда тут никого не встречала. Вряд ли она жила где-то поблизости, иначе я бы ее заметила. Неужели она следила за мной?
Девушка молча поприветствовала меня легким наклоном головы, как делала это в школе. Но продолжала молчать, будто не решилась заговорить.
Мне хотелось расспросить ее, почему она здесь, но я тут же вспомнила слова мистера Честертона о разделении и помрачнела.
— Я не знаю, что ты тут делаешь, но нам не стоит разговаривать, — резко заметила я, подчеркивая невидимую черту между нами. — Извини.
Отвернувшись, я торопливо зашагала в сторону дома, но через минуту снова оглянулась через плечо.
Лин все еще была там. Она следовала за мной на расстоянии. Ее черные волосы растрепалась от ветра, и она изо всех сил удерживала их, пытаясь запрятать их назад под шапку с двумя смешными бубончиками и большим помпоном. Ее по-детски неуклюжие попытки не вязались с настороженным выражением ее лица. Она выглядела, словно испуганный зверек, готовый нырнуть в лес при малейшей опасности.
Заметив, что я остановилась, она сделала то же самое. Раскосые глаза следили за мной, но дальше этого дело не пошло. Я не знала, обидела ли ее моя резкость или она сама понимала, что ей не стоит со мной разговаривать. Но она по-прежнему не проронила ни слова и не приблизилась ко мне на больше, чем десять шагов.
Зачем она здесь? Она видела, какую беду навлекла я на двух ее одноклассников. Неужели она не боится, что то же самое может случится и с ней? Резко повернувшись, я поспешила в сторону дома. Когда я сворачивала в сторону калитки, то снова взглянула через плечо — Лин уже исчезла.
Однако отвлекшись, я не заметила, как врезалась в Майка, который в эту секунду незаметно распахнул деревянную калитку и вышел наружу. Правильно было бы сказать — выскользнул, потому что двигался он подозрительно тихо. Похоже, он тоже этого не ожидал, и мы ошеломленно уставились друг на друга. Первой моей реакцией было извиниться, но я не могла забыть, что он поддержал Джейка и в равной степени виноват в том, что случилось тогда на школьном дворе. Его красиво очерченные губы тоже шевельнулись, как будто он собирался что-то сказать, но тут же снова плотно сжались.
В итоге ни один из нас не произнес ни звука. Мы молча разминулись и направились каждый в свою сторону: я — устало к входной двери, а он, помедлив еще секунду — на улицу.
Это было странно, потому что я никогда не видела, чтобы мой неразговорчивый кузен ходил куда-то пешком. Да и что там говорить — я вообще не видела, чтобы он хоть раз покидал дом после школы. Другое дело Николь, которая часто сбегала куда-нибудь вечером, особенно на выходные, а иной раз и вообще оставалась ночевать у одной из своих школьных подруг. На прошлой неделе я стала свидетелем настоящей домашней сцены, устроенной моей кузиной, когда она поняла, что очередная «самая важная в ее жизни» вечеринка под угрозой. Обычно ее забирал кто-то из ее приятелей или отвозил дядя, но в тот вечер он уехал по каким-то срочным делам, а заехать за ней было некому. Визжа словно резанная, Николь требовала от матери подбросить ее к близняшкам на другой конец города. Но моя тетка не садилась за руль уже несколько лет из-за какой-то давней аварии, после которой она до смерти боялась водить.