Национал-большевизм
Шрифт:
Необходимо вообще признать, что Красин в настоящее время является наиболее интересной и ценной фигурой коммунистической партии и советской власти. Он как бы воплощает собою тот «второй день революции», в обстановку которого теперь ступает страна. «Кандидат в русские Баррасы», — он лишен ряда недостатков своего французского прототипа. Вместе с тем за ним — огромный деловой стаж, организационно-хозяйственный опыт большого масштаба, чем не могут похвалиться другие партийные нотабли, — по большей части «чистые политики и партийные литераторы», «высоко-политические штатгальтеры», время коих неудержимо проходит…
Красинизм — будущее русской революции, становящееся ее настоящим. Красинизм — «готовится». Красинизм — «идет».
Если не Красин, то… Марков второй, великий сумбур, яма глупой реакции и разброда,
Подобно Ленину, Красин центральную задачу советской власти видит в экономическом воссоздании страны. Для него ясно, что без разрешения этой задачи правящая партия не сможет сохранить свой авторитет в государстве. «Вся наша организация и тактика, пишет он, — должны быть приспособлены именно к творчеству, созиданию и восстановлению производства. Это не значит, что у нас нет больших опасностей внутри и извне. Но именно борьба со всеми этими опасностями требует уклона всей нашей политики и организации, в особенности верхов государственного и партийного аппарата, по линии производственной и хозяйственной».
Сама пресловутая «смычка» с крестьянством мыслима лишь при условии поднятия производства. Не может же она, в самом деле, наладиться «от продолжающегося развала крупной индустрии, от жалкого состояния железных дорог и невозможности немедленной реальной помощи крестьянину семенами, орудиями производства и кредитом!» Вывод ясен: «если мы окажемся банкротами в области производства, кредита и внешней торговли, никакая инспекция и никакой Рабкрин или ГПУ нам не помогут, — крестьянство рано или поздно нас дезавуирует»…
Коммунист-хозяйственник Красин лучше других видит всю глубину нашей экономической разрухи, всю удручающую неподготовленность диктаторствующего слоя к созидательной работе, несмотря на «пятилетнюю нашу суетню вокруг государственного аппарата» (Ленин). И естественно, что ему претит самодовольное бахвальство тех из его партийных товарищей, «которые, кроме благонамеренного отвращения к «буржуазным» методам производства, редко обладают иным багажом».
«Что касается меня, — бросает он в лоб подобным товарищам, — то я имею смелость прямо сказать: и дай Господи, чтобы наши железные дороги заработали «по-буржуазному», чтобы Донецкий бассейн и сахарные заводы показали «буржуазную» производительность и чтобы регистратура и бухгалтерия наших государственных органов были бы органами, по крайней мере такими же, как у Сименса и Всеобщей компании электричества или у Рокфеллера!»
Поменьше политики, все для хозяйства! — Эту основную идею «второго дня революции» органически усвоил его идеолог, опечаленный «левыми» веяниями среди напуганных «буржуазной стихией», осиротевших большевистских верхов. «В политике мы чрезвычайно сильны, — не без невольного сарказма признается он, — и политических принципов и директив выработали и для себя, и для всего человечества приблизительно лет на сто вперед… Ну, а вот уголь добывать, или выращивать хлопок, или восстановить производство паровозов, это мы умеем лишь весьма плохо и никогда не будем уметь хорошо, пока не выбросим из головы несуразную мысль, будто бы надо заниматься политикой, а не хозяйством, или будто бы к любому производству можно подойти и любую фабрику наладить, если посадить туда десяток коммунистов, прекрасно воспитанных политически, но не имеющих никакой выучки в данном ремесле или в данной отрасли промышленности».
И соответственно этим критическим замечаниям, — чрезвычайно важное конкретное предложение: перестроить государственный и руководящий партийный аппарат таким образом, чтобы «производственникам и хозяйственникам (конечно, партийным) в нем была отведена по меньшей мере такая же доля влияния, как газетчикам, литераторам и чистым политикам».
Конечно, все эти замечания и предложения не мешают Красину исповедовать строго революционный символ веры. Он вовсе не хочет быть расстригою коммунизма. Он весьма гордится своей исконной принадлежностью к РКП и любит давать публичные справки относительно своих давних заслуг перед революцией. Красин — честный человек, и свой государственно-хозяйственный план он, разумеется, будет осуществлять не иначе, как во имя интересов великой пролетарской революции…
IV
Правда, на 12 съезде красинская программа встретила
Учитывая всю насущную необходимость финансовой связи России с заграницей и заведомую недостаточность доморощенного «крохоборчества», воспевавшегося на съезде Троцким, Красин откровенно рекомендовал советскому правительству политику концессий, а следовательно, и все ее предпосылки, т. е. прежде всего компромиссную внешнюю политику, действительный «мир с буржуазными государствами». Съезд, однако, в этом вопросе стал на иную позицию, и не исключена возможность, что некоторое ухудшение международного положения России (будем надеяться, временное), наблюдаемое за последнее время, является, между прочим, и результатом съездовских настроений.
Но жизнь все же сильнее доктринерства. В основном и главном линия развития революции вспышкой коммунистической ортодоксии не могла быть и не была отклонена. Партийный раскол, слава Богу, оказался на съезде предотвращенным. Будет он, надо надеяться, предотвращаться в аналогичных случаях и впредь: слишком уж ясна его пагубность равно для всех спорящих крыльев и фракций. В сфере конкретной хозяйственной политики неизбежно продолжается тот же процесс нэпа, вне которого ни о каком экономическом подъеме не может быть и речи. Деловая работа мало-помалу развивается на зло «непримиримой» эмигрантщине и независимо от красивых революционных фраз. Конечно, наблюдаются отдельные заминки и шероховатости, промахи, шаги назад, дрожь революционной кривой, — все это, к сожалению, в порядке российских вещей, да и в порядке всякой революции. Но в центральном вопросе о «смычке с деревней» съезд не пошел за Лариным с его программой «налогового головотяпства» и не свернул в сторону от ленинизма. Реальную крестьянскую клячу он предпочел эфемерному промышленному рысаку. В общем, однако, следует признать, что 12 съезд означает собою как бы некую паузу в развитии революции. Что же касается ряда «левых» его тенденций, то есть достаточно оснований надеяться, что при данной обстановке большинство их пребудет скорее в царстве благочестивых пожеланий, нежели действительной жизни.
По крайней мере, в области внешней политики лоцману «правого болотного уклона» не долго пришлось ждать реванша, и когда в Лондоне стали собираться враждебные России дипломатические тучи, — рассеять их был послан никто другой, как «прохладный к революции, но зато технически компетентный» инженер.
Эта ирония судьбы, конечно, не случайна: она неизбежно будет повторяться и в других областях русской жизни, учащаясь по мере выздоровления государства. И если теперь мы переживаем еще период «бестолковицы», то он уже не может длиться долго: победа творческих импульсов революции диктуется всеми факторами наличной русской обстановки.
Ответ налево [156]
(О лояльном сотрудничестве и Новой России)
…Попытаемся найти средний путь между сопротивлением, которое само себя
губит, и раболепством, которое себя бесчестит, путь, одинаково свободный и от
унижения, и от безрассудства…
Тацит.
I
Раньше — еще не так давно — приходилось «полемизировать» исключительно направо, с лагерем эмиграции, с «непримиримой» прессой, громкой и злобной. Истины, ныне становящиеся трюизмами (например, красная армия есть русская армия и что «разлагать» ее непатриотично), казались еретическими парадоксами, едва ли не плодом преступной большевистской инспирации. Шаг за шагом нужно было разоблачать грустное дезабилье правоверно-большевистского короля, изобличать глубочайшую внутреннюю фальшь белой психологии вне белых фронтов — запоздалой отрыжки погибшего движения, бесплодной, как мечи после боя, несообразной, как дым без огня.
156
«Новости Жизни», 7 октября 1923 года.