Национал-большевизм
Шрифт:
Так было раньше, — еще не слишком давно. Теперь положение существенно меняется. И физически, и психологически непримиримая ортодоксия ликвидирована, эмиграция, как духовно-целостная категория, уже не существует. В значительной степени прорвана моральная блокада России, заметно поистерлись грани диаспоры о магнит покинутой родины… Жизнь ушла далеко вперед…
«Караул, — левею!» — этот возглас одного из белых журналистов образно характеризует эволюцию нашего интеллигентского антибольшевизма за последние полтора — два года. Правая среда стихийно «левела», и теперь я уже нимало не удивляюсь, получая из Берлина от одного из недавних сотрудников «Русского Голоса» вполне искренний письменный совет «более решительно и беззаветно подходить к строящейся России, позабыв чересчур медлительные теории спусков и тормозов», а из Петербурга от другого сотрудника той же харбинской черносотенной газеты — почти сочувственные
Не слишком, признаться, удивлюсь, если и здесь, на месте, многие из «сдвинувшихся» братьев писателей, не жалевших в свое время оловянных перунов по адресу «примиренчества», скоро не менее шустро начнут метать на автора «чересчур медлительных теорий» новые грозные перуны — на этот раз уже за «чрезмерную идейную отсталость» и «слишком узкий, близорукий патриотизм», чуждый духу времени…
О, этот «дух времени»! Могучий, бессмертный дух, старичков генералов капризно пригибающий к стопам удачливых дипломатов революции [157] , а этих последних, в свою очередь, вдруг заставляющий почтительно подносить «осыпанную бриллиантами саблю» военным губернаторам «дружественной нации», воплощенным исчадиям откровеннейшего «милитаризма»!.. [158]
157
Недавно на харбинском вокзале советского посла Карахена торжественно встречал от имени Кит. Вост. ж. д. ген. Афанасьев, доселе не расставшийся с полной генеральской формой и бессменный член всех эмигрантских обществ «Спасения России».
158
По газетным сообщениям, на днях в Мукдене полпред Карахан, в знак дружбы народов, поднес осыпанную бриллиантами саблю маршалу Чжан Цзо-лину.
Впрочем, лучше воздержимся от иронии. В конечном счете «дух времени» никогда не лишен существенной доли мудрости, всегда в известном смысле он, если хотите, — символ «духа вечности». Нужно только уметь различать в нем «увлечения моды», случайную накипь минут — от разумных влияний и толчков «всемирно-исторической Идеи». Нужно только научиться не бежать за ним петушком, а принимать и оценивать его «под знаком вечности», или, вернее, истории…
В частности, теперь, в данный момент, не восторженного стадного «полевения» требует от нас новая Россия, а сознательной поддержки, дружественного, деятельного сочувствия. Довлеет дневи злоба его. В часы опасности, в дни острой внешней борьбы, наше дело, долг русских граждан — не рассуждать, а повиноваться. Когда гремели пушки русско-польской войны под Киевом и под Варшавой, — пагубны и преступны были бы стремления отвлечься так или иначе от непосредственных боевых заданий, как пагубны и преступны оказались аналогичные стремления в годы великой войны.
Но теперь страна, слава Богу, оправляется от военной горячки, переходит постепенно к мирному положению. Страна выздоравливает, усложняется кругозор ее жизни, множатся ее потребности и интересы. Тут уж не обойтись без «рассуждений», пусть еще и умеряемых «политической аскезой», пусть введенных в строгие нормы. О «перепряжке лошадей», конечно, по-прежнему говорить не приходится, эти старо-интеллигентские повадки следует вообще забыть всерьез и надолго. Но «лояльное сотрудничество» уже и сейчас может выражаться не только в слепом повиновении властям предержащем, хронической прикованности к «последнему правительственному распоряжению», но и в самостоятельных движениях мысли, в деловой инициативе, полезной критике, в свободном анализе действительности. Приближается пора рождения в новой России нового «общественного мнения», пусть по существу иного, чем при одиозном «парламентаризме» (без «оппозиционной чесотки»), но по своей идее элементарно-независимого, как и там.
Если, таким образом, нечего уже считаться и спорить с отмирающими элементами зарубежной России, «бить лежачего», — то тем живей и острее становятся внутренне-русские проблемы. Нужно «самоопределиться» в них, найти свое место в процессе заново строящейся жизни, понять стиль и темп этого процесса.
Здесь приходится лицом к лицу сталкиваться с официальной революционной идеологией и вырабатывать свое отношение к ней. «Поворачиваться налево», пристальней присматриваться к мысли и жизни революции. Тем более, что оттуда все чаще и отчетливее доносятся до нас критические отклики на занимаемую нам в настоящее время политическую позицию.
Да, слева нам теперь возражают охотно и нередко. Золотые
В частности, в связи с циклом идей «Обмирщения» два возражения особенно усиленно выдвигаются на страницах советской прессы. Оба они подчас повторяются и ближайшими моими соседями слева, российскими и европейскими сменовеховцами. Первое из них я считаю основанным на недоразумении. Второе имеет более глубокие корни и сложную природу. Попробуем разобраться в обоих.
II
Известный большевистский публицист А.Бубнов, характеризуя в «Правде» (от 15 июля с.г.) позицию «Обмирщения», определяет ее как тактику выжидания, отказа от немедленного и активного участи в строительстве новой России. «Выжидайте — вот лозунг профессора Устрялова». Г. Бубнов полагает даже, что мне впору «организовать специальную фракцию выжидающих второго пришествия капитализма в Россию». Мой тезис о «политической аскезе» автор склонен истолковать как своеобразный призыв к тактическому воздержанию, своего рода бойкоту современной советской системы. И, сопоставляя этот, вложенный в мои уста, призыв с нашими пражскими и парижскими формулами 921 года (сборник и журнал «Смена Вех»), публицист «Правды» усматривает в нем их «дальнейшее развитие», напоминающее, однако, «движение рака»: — жизнь идет вперед, а «Устрялов в плену своих старых настроений»…
Очевидно, «политическая аскеза» ввела в заблуждение не одного г. Бубнова. Мой давнишний политический спутник Ю.Н. Потехин в своих последних письмах тоже не прочь упрекнуть меня в ошибочном уклоне к «отсутствию тактики», к «идеологическому и тактическому анабиозу». По его мнению, идеология «обмирщения» недостаточно считается со «всей глубиной разрыва между старой и новой Россией» и потому ее рецепты чересчур пассивны, искусственно отделены от жизни. Приблизительно то же самое утверждает и литературный вдохновитель внутрироссийского сменовехизма И.Г. Лежнев в своем открытом письме ко мне (№ 9 московской «России» и № 4 харбинской «Русской Жизни»). «Нельзя быть в положении стороннего наблюдателя, в положении третьего радующегося», — откликается он на мою статью о 12 съезде. Ему кажется, следовательно, будто там рекомендуется позиция «стороннего наблюдательства», самоустранения из процесса нынешней русской жизни.
Категорически должен заявить, что все эти возражения и упреки основаны на чистом недоразумении. «Политическая аскеза» ни в коей мере не есть деловой бойкот. Как раз напротив, она есть решительное его отрицание, его действенная противоположность. Интеллигентский саботаж был актом глубоко политическим, он именно знаменовал собою активное нежелание небольшевистской интеллигенции примириться с ролью работников-спецов, не ответственных за политический курс правительства, но добросовестно стремящихся посильно смягчить острые шипы кризиса. Саботаж означал неспособность служилой интеллигенции проникнуться лозунгом политической аскезы. Провозглашение этого лозунга, очевидно, напротив, есть полный отказ от позиций открытого или скрытого саботажа, прямой разрыв с «дурной революционностью наизнанку» (вопреки замечаниям Бубнова), искренний призыв к лояльной работе с властью на деловой почве во имя восстановления государства — призыв тем более искренний и надежный, чем менее мы «прикидываемся» (Ленин) и подделываемся под заправскую коммунистическую словесность.
Нельзя, конечно, закрывать глаз и на трудности этой «лояльной работы» в рамках государственной системы, во многом несовершенной, не вполне освободившейся от элементов утопического доктринерства. И тем не менее, ради блага государства нужно твердо усвоить психологию «честного спеца», вопреки всем трудностям.
Бубновская формула «выжидание», таким образом, не может быть нами признана отвечающей нашей действительной идеологии. Скоро уже к ней подойдет термин «содействие», относимый Бубновым к настроениям лежневской группы. Я вообще тактически считаю себя весьма близким к этой группе, при всем различии наших более общих и глубоких миросозерцательных предпосылок. Наши разногласия, как и разногласия Лежнев-Потехин, конкретно-политически достаточно невесомы, что, между прочим, правильно отметил в «Известиях» г. Виленский-Сибиряков: «мечта о Ренессансе, мечта о национальной России стирает грани разногласий между сменовеховцами всех толков от дальневосточного Устрялова до советско-русского Лежнева». Тем менее разномыслия у нас в вопросе «сотрудничества» и «содействия», и на дружеские укоры Ю.Н. Потехина я имел полное основание ответить следующее: