Национал-большевизм
Шрифт:
Конечно, первым элементом нашей революции была смерть. Смерть «старого режима», старого правящего сословия, старого государственного стиля, старого «общественного мнения».
В страшной исторической судороге кончились оба петербургские антипода — дворянское самодержавие и радикальная интеллигенция, — и с их концом исчерпал себя петербургский период русской истории.
Процесс смерти, распада, разложения — не может быть привлекателен. И поскольку смерть составным элементом неминуемо входила в революционный кризис, густо окрашивая собою его начало, — постольку и февральский пролог русской революции был богат мотивами гниения, тления, упадка.
Припоминая первые февральские
— Не быть добру. Быть худу.
И «худо» пришло, и разлилось по всей безбрежной русской земле, неистовым сумбуром прокатилось по городам и весям, всех захватив, многое исковеркав, повсюду поселив нужду, стоны, нищету…
Но не следует, однако, ограничиваться этим печальным признанием, когда далеко спустя, в наши дни пытаешься подвести исторический итог происшедшему сдвигу. Теперь уже нетрудно и, во всяком случае, обязательно рядом с пассивом революции учесть ее актив, и за ее «худом» не игнорировать ее «добра» — ее огромного значения в русской, да и не только в русской истории.
Хотя первоначально революция наша была не чем другим, как военным поражением России, но уже скорая ликвидация пустопорожнего февраля показала, что смысл революции этим не исчерпывается. Катастрофа получала более грандиозный и симптоматичный смысл, обретала самостоятельность, обзаводилась собственной творческой логикой. И растворившаяся в пространствах Россия вновь восстает из пространств.
В новом облике, в новом одеянии. И плохи те патриоты, которые не узнают ее в нем. Значит, они чтили ее только устами, но не сердцем. Значит, они чтили только фасад ее, а не субстанцию.
Разве в имени дело? «Name ist Schall und Rauch» («Имя — суть звук и дым» — нем.). И потом — разве не прозревали лучшие люди наши великой роли России — вне, выше ее самой?..
Разве Достоевский не говорил о «всечеловечестве», о «всечеловечески-братском объединении»?..
Разве славянофилы, упоенные всеславянской идеей, завороженные Византийским Алтарем, не взывали о нем к русскому царю:
Пади пред ним, как царь России, И встань, как всеславянский царь!.. [184]И если ныне русское государство пало, чтобы встать всесоюзным, многонародным государством, — то где тут унижение, погибель России?..
«Чего хлопочут люди о народности, — говорил Станкевич, один из замечательнейших русских людей. — Надобно стремиться к человеческому, свое будет поневоле. На всяком искреннем и непроизвольном акте духа невольно отпечатывается свое, и чем ближе это свое к общему, там лучше. Кто имеет свой характер, тот отпечатывает его на всех своих действиях; создать характер, воспитать себя — можно только человеческими началами».
184
Из стихотворения Тютчева «Пророчество».
Впрочем, тут уже особая, сложная, большая тема. Но нельзя не подойти к ней, подводя итог нашего злосчастного февраля. Ибо в свете драмы, уже клонящейся к завершению, по иному оцениваешь, иначе понимаешь
И опять, и снова вспоминается поучение мудрого учителя политики, великого Маккиавелли об историческом смысле смутных эпох:
— Добрые деяния происходят от доброго воспитания, доброе воспитание от хороших законов, а хорошие законы от тех самых смут, которые многие безрассудно осуждают. Эти смуты никогда не вредили общему благу.
Пусть же будет эта овеянная сединою веков, мудро беспристрастная сентенция лучшим компасом нам, современникам, в наших размышлениях о трудностях переживаемой нами бурной переломной, но по своему прекрасной эпохи.
Обогащайтесь [185]
Ныне отпущаеши.
(Свящ. Писание) [186]
Наконец-то!
Настоящее слово сказано, лозунг дан. Это куда лучше еще, чем «лицом к деревне». Конкретнее, прямее, понятнее. Почти по-ленински.
185
«Новости Жизни», 5 июня 1925 года. Ср. отзывы на эту статью: Зиновьев, «Ленинизм», Ленинград, 1925, с. 215–218, Бухарин, «Цезаризм», с. 35–36.
186
Лк 2, 29.
— Крестьяне, обогащайтесь! Не бойтесь, что вас прижмут.
Свежо предание, а верится с трудом: этот лозунг брошен ортодоксальнейшим и монолитнейшим Бухариным, нашим «русским Сен-Жюстом», суровым столпом правоверия, утверждением закона и пророков.
Исторический лозунг буржуазной Франции, наливавшейся жизненными соками, веселыми, как шампанское, приходившей в себя после революционных потрясений.
Лозунг роста и здорового индивидуализма, трезвый, как работящая деревня, неотразимый, как жизнь, повелительный, как история.
Да, опять и опять: зелено золотое дерево жизни, а теория сера, тосклива, запылена…
Впрочем, слава гуттаперчевой теории, умеющей не заедать жизнь, крепко наученной «сохранять лицо» при всех превратностях и сюрпризах судьбы…
Так должно было быть и иначе быть не могло. Все нити тянулись сюда. Это было ясно и в сумрачные дни 12 съезда, и в недобрые дни 13.
Оба съезда пытались исказить, по-сенатски «разъяснить» логику ленинского нэпа. Революция топталась на месте. Враги начинали злорадствовать, скептики ухмылялись, мужицкий лоб уже хмурился, страна погружалась в трудную думу:
— Что же, неужто опять рецидив?..
Ничего не поделаешь, история не есть беззаботная партия де илэзир по заранее выработанному маршруту, и меньше всего революция — рациональный процесс. Вспышки рецидива неизбежны, хотя с каждым разом они бывают менее зловредны и более кратковременны.
Пришел конец и нашему «фрюктидору» [187] . Как и в дни Кронштадта, на авансцене неуклюже появился лесной наш медведь и внушительным, хотя и пассивным, жестом повернул дело по своему, поставил на своем. Видно, опять исполнились какие-то времена и сроки.
187
Месяц революционного календаря во Франции (вт. пол. августа — пер. пол. сентября).