Национальная доктрина

Заднепровский Богдан

И сегодня, и в прошлом русский национализм — в основе своей антилиберальный. В западном дискурсе он начинает вырождаться практически в русофобию. Что показало противостояние «нацдемы — имперцы». В то же время консервативная часть постоянно возвращается к образцам прошлого — к монархизму или советскому патриотизму.

Этот внутренний антагонизм русскому национализму предстоит преодолеть. Сделать это сложно, потому как сделать нужно самое простое. Обратиться к народу, поставить в центр заботу о народе. К тому, который есть сейчас, который был всегда.

65. Принцип национального интереса

Нынешняя либеральная демократия опирается, прежде всего, на базовый

принцип своей философии — принцип гражданского общества. Каковой состоит из следующих составляющих: разделение властей (три ветви власти), принцип равноправия, диктатура закона. То есть получается своеобразная константа социальной жизни. Но эта константа обращена к некоему открытому обществу, к так называемым всеобщим ценностям, которые входят в противоречие с базисным принципом экономики — «священность частной собственности».

Уже здесь либералы и демократы извращают природу своей константы, своего императива. Так как во всеобщности, открытом обществе возникают частные конфликты, которые не могут быть решены этим самым принципом, так как он сам по себе запрещает выделять в нём частное, отдельное от всеобщего. И возводит благодаря экономическому своему базису частное в приоритетное перед общим. То есть меньшинства ставит выше большинства. И прикрывается это превосходство именно константой. Иначе говоря, возникает ложь, плутократия. Потому как гражданское общество это совокупность. Такая же как люди. Это человек и это человек. То есть по принципу гражданского общества различать людей нельзя, но экономика, её базис наоборот входит в противоречие с этим запретом, он фактически людей различает.

В рамках этого различия при плутократии существуют такие явления как лоббизм, землячество, этнолоббизм, корпоративизм: которые не следуют принципу гражданского общества, но наоборот, ставят его на службу своим узкогрупповым интересам. Возникают status in statu в государстве. Олигархия, кланы, административная элита и т. д. Которые преподносят принцип гражданского общества остальным как нечто непреложное, неоспоримое, которое если его отвергнуть приведет к хаосу и самое главное к угрозе узкогрупповым интересам. В итоге частные и индивидуальные интересы ставятся выше интересов общих, то есть для всех членов общества, под прикрытием всеобщности.

Собственно у нас-то в стране с этим и не заморачиваются: прямо утверждая мораль виннеров и лузеров. На западной родине плутократии всё же как-то пытаются скрывать различие, смягчать его так называемой заботой об общих интересах, об общем благе. Но при этом установив некую презумпцию виновности большинства и личной ответственности индивидуума. И самое главное, стоит запрет на различение большинства. Что такое большинство? Кто это?

Гражданское общество? Это — мы все. То есть, как выделить-то большинство? Да это давно известно, но уже давно не выгодно нынешней плутократии. Хотя как раз те, кто стоят у её истоков собственно и выделили это самое большинство. Большинство это не гражданское общество, так как в нём есть и меньшинства. Большинство — это не люди, принадлежащие к религиозной конфессии, так как гражданское общество нивелирует это своим светским характером, большинство — это не класс, потому как классовая природа общества характеризуется лишь экономическим признаком и не дает нам представления о реальных внутренних различиях тех или иных групп и их интересов, разве что для максимальных обобщений. Большинство — это электорат? Нет, так как это всего лишь правовой признак, который можно ограничить разными способами: цензы, пропаганда. Большинство — это биологический факт, непосредственный носитель культурных и физиологических различий и сходств — нация. Вот что такое реальное большинство в той или иной стране. И именно на идее нации нынешние правящие пересилили предыдущих. Заявив именно о национальном приоритете, о национальных интересах.

Еще с афинской демократии нас учат, что демократия — это власть большинства. То есть в интересах большинства. А большинство у нас

нация, соответственно её блага и интересы первичны, это и есть общие интересы. Но формула всеобщих интересов прикрывает интересы узкогрупповые, частные, либо спекулирует общенациональными интересами в пользу частных. Извратить можно и принцип национального интереса, но само его появление и утверждение показывает приоритет принципа национального интереса над тем базисом, который собственно и сохранил различие — частнособственнические отношения в экономике. Принцип национального интереса гласит «Общие интересы идут впереди частных».

Поэтому ныне плутократия так старается упразднить всё национальное, запутать людей в отвлеченных вопросах о том, что такое нация, или кто такие представители той или иной национальности — мол, это атавизм и выяснить не можно. Хотя себя-то плутократы выделить всегда умеют и чётко знают, где свои, где чужие.

Вернемся к нынешней презумпции виновности большинства и личной ответственности каждого за себя. Защитники узкогрупповых интересов перекладывают ответственность на некое аморфное большинство, которое они не хотят различать и впихивают его в прокрустово ложе «гражданского общества», априори, если кто поднимает голос в защиту большинства, он угроза «гражданскому обществу», демократии, он фашист. Но ясно каждому реально живущему, что представитель этого самого большинства сталкивается с проблемами в жизни от разных узкогрупповых интересов. Ему говорят, мол, это ты сам неудачник, ты сам виноват. Ему же будучи большинством, заведомо нельзя обвинить меньшинства в обмане или неудачах, или препятствиях, он фашист, ведь представители меньшинств «тоже граждане», «такие же», по искаженному принципу гражданского общества. Однако в реальности меньшинства в отношении атомизированного представителя большинства — сами большинство, то есть фашисты: они едины, он отчужден от сообщества и тем более от них, меньшинств, хотя вроде как он с ними, он тоже такой, и тоже гражданин. Проще и нагляднее эта ситуация описана у Оруэлла в скотском хозяйстве, на примере, правда одного меньшинства. Одни равнее других. (Однако тот же Оруэлл хорошо понимал цену национального чувства).

Правда там описывался еще и выдвинутый историей третий принцип. Социальный принцип с позиций большинства как класса. Однако и выраженный в истории этот принцип также пытался нивелировать национальный принцип. И свести различение людей к минимуму. Но как раз его опыт показал, что кумовство, землячество, этнизм — узкогрупповые интересы никуда не исчезают, а даже наоборот, приспосабливаются. И стремятся опять же общие интересы подчинить частным.

В итоге вся эта плутократия, что гражданского общества, что классового социального принципа становились диктатурой меньшинств.

Притом, что нет, нельзя возвести принцип гражданского общества, как и классовый социальный принцип в некое вселенское зло, как и нынешний базис. Во многом всё это является прогрессом социальной жизни, но с несовершенствами и неизбежными несправедливостями, с дисгармонией.

Но принцип национального интереса всё меняет в корне. Это другая константа для социальной жизни. Потому что он ставит общие интересы выше частных. Принцип гражданского общества этого сделать не в состоянии, посему демократия приходит в тупик: если она не власть большинства, то она не демократия.

Принцип национального интереса это некий высший принцип, через который как раз возможно позитивное применение, как принципа гражданского общества, так и социального принципа. Именно то самое общее благо становится целью. Демократия становится понятной и предельно ясной: демократия это там, где большинство живёт хорошо. Принцип национального интереса поддерживает именно социальный принцип: экономика для нации. Снимается жесткое классовое противоречие, снимается конфликт с базисом: частный интерес проникнутый национальным становится общим. И не надо таким образом крушить базис «до основанья, а затем».