Нацисты в белых халатах
Шрифт:
Чесотка не давала ему покоя. Он яростно скреб обкусанными ногтями поврежденные участки кожи, превращая их в глубокие нарывы.
– Тяжелый случай, Альфред? – прозвучал вкрадчивый голос.
Штеллер покосился через плечо. К нему подошел Клаус Эрдман, мужчина схожей комплекции, того же возраста. Он носил очки. Зрение в последние годы стало подводить. Они учились вместе, делали совместные шаги в чарующем мире вирусно-бактериологических исследований.
Год назад Штеллер предложил бывшему сокурснику переехать из уютного Кельна в далекую враждебную Белоруссию, и тот, как ни странно, согласился. Видимо, чутье
– Не думаю, что следует их здесь держать, Клаус, – проворчал Штеллер. – Этот блок надо очистить и хорошо продезинфицировать. Клиническая картина мне ясна.
– Шестеро заболевших из двадцати возможных. – Эрдман хмыкнул. – Нечто подобное было у доктора Пола. Он считал это неплохим результатом. Во всяком случае, не сомневался в том, что движется в верном направлении.
Штеллер промолчал. Этот бездарь доктор Пол занимался выработкой вакцины по заданию германского правительства. Да, отчего бы не работать в Бухенвальде? В сорок втором году он заразил тифом 26 цыган, предварительно введя им сыворотку собственного изготовления. Шестеро умерли от прогрессирующей болезни. Руководство осталось недовольно, мол, высокий процент смертности. Дальнейшие исследования ни к чему не привели, до текущего года, во всяком случае. Процент оставался тем же.
У доктора Кретьена в концлагере Нацвейлер получалось лучше. Те же шесть летальных исходов, но уже на 80 цыган. Но даже этот результат наверху посчитали посредственным. Правительство выделяло средства, но воз, как говорят русские, и ныне там.
Штеллер был уверен, что рано или поздно покажет этим тупицам, как надо работать, добьется оглушительного успеха. Но его жутко раздражали достижения этих чертовых русских! Их способный микробиолог из Перми Пшеничнов в конце тридцатых как-то сумел выжить и даже сохранить свой пост заведующего кафедрой микробиологии. Еще в прошлом году он создал эффективную вакцину.
Этот факт оказался тяжелым ударом по самолюбию Штеллера. Что за вакцина, он не знал. Информацию русские засекретили, получить формулу немецкая разведка не смогла. Возможно, это была дезинформация.
В любом случае, пока у русских дойдет до применения, годы пролетят. Немецкие ученые форсировали работу, кто-то потихоньку добивался результатов.
Доктор сместился к следующей камере. Всего их в коридоре было двадцать.
Растрепанная женщина, обвисшая кожа, одутловатое лицо, черные круги вокруг глаз. Она еще не вышла из детородного возраста, но растеряла всю привлекательность.
Впрочем, прелести подопытных доктора не волновали, он их просто не замечал. Да и за людей этих двуногих и сравнительно прямоходящих существ не считал. Она сидела на нарах, обняв себя за плечи. Женщина тяжело дышала, раскачивалась, ее глаза бессмысленно блуждали.
Возможно, у нее начинались проблемы с психикой, что неудивительно при длительном нахождении в замкнутом пространстве. Или что-то другое. Но никак не сыпной тиф. Данный экземпляр не заразился.
В следующей камере сидел чернявый паренек лет пятнадцати. Столик откинут, на нем пустая миска, «безопасная» алюминиевая ложка. Паренек был неподвижен. И тоже никаких признаков прогрессирующего
В четвертой же камере тиф процветал! Снова женщина, худая, длинноногая, возможно, молодая. Она металась в бреду на нарах. Почти все ее тело обросло фиолетовой сыпью. К завтраку подопытная не прикасалась, миски стояли в стальном коробе. Она расчесывала себя до крови. Все нары и стены были измазаны ею. В подобном состоянии человек не думает даже о спасительном самоубийстве, которое провернуть в этих стенах проблематично.
Впрочем, не так давно одному удалось. Он ухитрился разбить затылок о бетонную стену.
Дальше доктор не задерживался, припадал к глазку и шел по коридору. Заболевших подопытных в блоке не прибавилось. Те же шестеро. Отработанный материал.
Он вернулся к выходу, по боковому коридору перешел в четвертый блок. Нетерпение подгоняло его, но он сдерживался.
Учтиво поздоровался с шефом нескладный Отто Крузе, бывший лаборант, ответственный за порядок в четвертом блоке. Он убедился в том, что доктор прибыл не по его душу, и растворился в чреве коридоров.
Те же двадцать узких боксов, слепящий свет. Данную публику инфицировали две недели назад, улучшенной вакциной, которую Штеллер изготовил лично, отказавшись от услуг помощников и прочих лаборантов. Он не спал две ночи, ломая голову над совершенствованием суспензии возбудителей болезни, которой заражал вшей. Не отходил от бинокулярного микроскопа с тридцатикратным увеличением, впрыскивал ее через капилляр в кишечник насекомого.
Неужели попал? Или рано об этом говорить? Две недели – оптимальный срок, но бывали случаи, когда инкубационный период длился дольше. Он чувствовал волнение, но держал себя в руках. Помощник Эрдман наступал ему на пятки.
Пожилой мужчина в первой камере скорчился в три погибели и спал. Следом девочка-подросток. Она тоже свернулась на нарах и тихо всхлипывала. Двое мужчин, женщина, ребенок…
Возбуждение доктора нарастало. Симптомов болезни не было ни у кого!
В восьмой по счету камере лежал мертвец. У старого еврея не выдержало сердце. Пальцы скрючены, лицо, обросшее клочковатой бородой, свела судорога. Умер недавно – персонал проводил осмотр ежечасно, – но, слава богу, не от тифа.
В следующих камерах тоже все в порядке. Кто-то спал, кто-то лениво доедал завтрак – калорийную ячменную кашу, немного сдобренную свиными потрохами. Чего не сделаешь ради науки? В питье подопытным тоже не отказывали. В каждой камере стояла канистра из пластика, наполненная кипяченой водой.
За условиями содержания материала Штеллер следил и строго спрашивал с подчиненных. Заключенных не били, не истязали работой, продукты и воду тщательно обеззараживали. Дополнительные инфекции центру были ни к чему.
Штеллер внимательно всматривался в глазки. Многие люди в этом блоке плохо себя чувствовали, проваливались в какой-то анабиоз, но ни одного симптома болезни! Кожа была чистая, повышенной температурой никто не страдал.
В последней камере в позе роденовского мыслителя сидел молодой человек с полностью высушенной кожей и угрюмо смотрел в противоположную стену. Когда брякнула крышка, закрывающая глазок с обратной стороны, он резко вскинул голову и с ненавистью уставился на мутную гладь из толстого стекла. Было что-то пугающее в этом немигающем взгляде.