Нацисты в белых халатах
Шрифт:
– Из подземелья вышли, товарищ капитан, – отчитался сержант. – Вон там, на той стороне, еще один ход был из их бункера. Мы гранату подложили, нет его больше. Смотрим, люк такой в траве открывается, и эти двое лезут. И ведь чуть не ушли эти черти фашистские. Насилу догнали. Хотели кончить, но они вроде без оружия. Мы обыскали, нет у них ничего.
Мужчина с залысинами начал энергично что-то бормотать, жестикулировать.
– Встать! – приказал Чесноков.
Немцы поняли, стали подниматься. Мялись, потупившись в землю.
– Харченко, ко мне! – позвал Чесноков командира третьего взвода, достаточно сносно изъясняющегося на
Трещали оба разом, что-то просили. Харченко поморщился. Сообразительный сержант треснул очкарика по затылку. Тот заткнулся. Теперь говорил другой, потом выдохся, тяжело задышал.
– Тут у них что-то вроде научно-исследовательского медицинского центра, – проговорил Харченко и озадаченно почесал затылок. – Вирусы всякие, бактерии чумы, сыпного тифа. Разрабатывали лекарства от этих болезней.
– А сколько народа положили по ходу своих разработок? – проворчал Чесноков. – В бараках уйму людей настреляли, в крематории сколько нажгли. Евреев массово уничтожали, суки.
– Говорят, что это не они. – Харченко пожал плечами. – А некий оберштурмбаннфюрер Штеллер. Он и его заместитель выехали отсюда еще вчера. Этот упырь был у них за старшего и за главное медицинское светило. А они, дескать, простые исполнители, люди сугубо штатские, прибыли в длительную командировку из какого-то научного центра. Тот, что в очках, – некий Рунгер, старший лаборант. Второй – Зигмунд Киттель, член исследовательской группы, занимающейся какими-то вирусами. Уверяют, что не имеют к армии и СС никакого отношения, вели научную работу, не зная, во что это должно вылиться.
– Ага, не знают они, – заявил сержант. – Сейчас они все невинные овечки, в фашистских преступлениях не участвовали, боже упаси. Спросите у них, товарищ лейтенант, может, они еще и евреев спасали? Им орден дать?
Чесноков кусал губы, усиленно размышлял.
«Эмоции – это одно. Но за них меня в штабе дивизии по головке не погладят. Эти двое – все, кто тут выжил. Документация уничтожена, оборудование тоже. Если узнают, что я их расстрелял, то у меня могут быть неприятности».
– Грузите в машину этих овечек, хлопцы, – распорядился он. – Отправим в Злотов под конвоем, пусть там решают, куда их. Харченко, передай командование Рудакову, поедешь с ними. Надеюсь, Злотов уже у нас. Все расскажешь представителю Смерша или кого там найдешь. А нам эти геморрои ни к чему, наступать надо.
Бойцы покидали разгромленный объект. Отделение, оставшееся там, принимало его под охрану.
Солдаты гнали задержанных к машине.
– А ну, пошевеливайся, немчура! – покрикивал конвоир. – Пинками подогнать или как? Тормозной жидкости напились? Молитесь, уроды, что вам пока жизнь оставили!
В четыре часа пополудни немецкие войска сделали попытку перейти в контрнаступление. Ударная группа из нескольких пехотных батальонов при поддержке двух танковых рот прорвала фронт напротив Злотова и двинулась в восточном направлении.
Две советские стрелковые роты, стоящие на этом направлении, пятились к Земану, ожесточенно огрызались. До моста через реку не дошли, спешно рыли окопы на косогоре. Туда прибыла полуторка с противотанковыми ружьями. Полтора часа шел отчаянный бой, в ротах уцелела треть личного состава. Даже раненые тянулись к оружию, отказывались уходить в тыл. Восемь хваленых «Тигров» горели на подъезде к мосту.
В шесть вечера
С рассвета наступление продолжилось. Но фланги советских войск были сильно растянуты, резервы еще формировались. Разрозненные части вермахта бросались в отчаянные контратаки. До Витебска и Орши советские войска не дошли, встали, начали закапываться в землю. Немцы занимались тем же. Атаковать ни у кого не было сил.
Линия фронта установилась в двадцати километрах к западу от Злотова. Городок оказался в ближнем тылу.
Лейтенант Харченко доставил задержанных в Злотов. Никакой комендатуры и отдела контрразведки там еще и в помине не было. Город только взяли, там царила неразбериха. На окраинах еще трещали выстрелы. Солдаты разбирались с бродячими группами немцев и полицаев.
Часть полка ушла за Земан, другие подразделения растеклись по району. Начштаба убили, комполка тяжело ранили. Офицеров оставалось с гулькин нос, в основном низового звена. Солдаты занимали здание немецкой комендатуры, где до войны размещались советские власти.
Харченко проклял все на свете, пока отыскал замордованного делами капитана полковой контрразведки Топтыгина. Он поймал его в коридоре комендатуры. Тот бежал во двор, где его ждал «газик», загруженный солдатами.
– Товарищ капитан, я настаиваю! – рявкнул вконец отчаявшийся Харченко.
Топтыгин с изумлением уставился на него, недоверчиво покрутил головой, потом вернулся в пустой кабинет, где еще висели немецкие шедевры наглядной агитации, и крикнул в окно, чтобы подождали. Харченко лаконично изложил самую суть дела. Топтыгин очумело качал головой, раздраженно фыркал. Только этой проблемы ему сейчас и не хватало! Какой еще секретный объект медицинской направленности?! Но реагировать надо. Его по головке не погладят, если проворонит что-то важное.
– Ну и что с тобой делать, лейтенант? – Топтыгин вскочил и забегал по кабинету. – Вот скажи, какого хрена ты этих деятелей ко мне привез? Давай так. Калинки знаешь? Это там. – Он махнул рукой. – Поселок на северной окраине, фактически в городской черте. Там у нас взвод и старая гауптвахта. Бывшая воинская часть. Найдешь. Вези туда своих доходяг, пусть их поместят на гауптвахту. Туда мародеров тащат, дезертиров, сдавшихся полицаев. Некуда больше. Найдется место и для твоих гавриков. Скажешь, полковая контрразведка распорядилась. Пусть охраняют. А я свои дела закончу и потолкую с твоими фрицами. Вдруг и правда что-то ценное. Ну, давай, лейтенант, с коммунистическим приветом, как говорится. – Топтыгин вытолкал Харченко из кабинета и устремился вниз по лестнице.
Обрадованный лейтенант тоже прыгнул в машину и повез немцев в Калинки, до которых от Троицкой улицы было рукой подать. Скандала на гауптвахте не вышло. Услышав фамилию контрразведчика, военный с погонами старшего лейтенанта отомкнул два зарешеченных отсека, втолкнул в них задержанных.
– Кормить не обещаю, – проворчал он, чтобы хоть как-то выразить свое отрицательное отношение к происходящему. – Мне своих-то вояк кормить нечем. А тут еще эти дезертиры, предатели всякие.
Харченко облегченно вздохнул, принял у старлея расписку в получении господ Киттеля и Рунгера и кинулся на объект снимать людей Лопатченко. Они для боя нужны! Топтыгин сюда своих подвезет.