Над горой играет свет
Шрифт:
— Я здесь, чтобы заботиться о тебе, мама.
— Тогда принеси мне ром, коку и лимон.
— Ром я вылила в раковину, весь, — призналась я, глядя сквозь оконное стекло на клен.
Она резко, со свистом, выдохнула:
— Позвони моему брату, пусть он купит.
— Но, мамочка, тебе же вредно.
— Я вся в ушибах. Не думаю, что стаканчик тонизирующего убьет меня. — Она с трудом шевелила растрескавшимися сухими губами. — Беги скорее, звони. Ты знаешь, какие напитки в моем вкусе. И нечего смотреть на меня так, будто я придушила твоего любимого щенка. Надо же чем-то заглушить боль.
Надо
— А дядя как раз вышел за дверь. Попробую догнать. Подожди, ладно?
Телефонная трубка клацнула о стол.
Хоть бы не догнала, подумала я, но и слушать мамино гневное шипение тоже не хотелось.
Вернулась тетя.
— Он сказал, что купит. Кстати, только что твой папа звонил, спрашивал, как ты.
Интересное дело, подумала я, мог бы позвонить мне самой.
— И эта Ребекка звонила. Приятная женщина, судя по ее разговору. И добрая, да? Была бы злыдней, ты бы нам сказала?
— Конечно, мэм.
— Деточка, ты уверена, что тебе стоит все это делать?
— Уверена. Все нормально.
Тетя Билли сказала, что испекла нам с мамой пирог, и мы распрощались.
Пока ждала дядю с продуктами и бутылками, размышляла о дальнейшем житье-бытье. В какую буду ходить школу, и что нужно получить водительские права, чтобы ездить на маминой машине в магазин, и как мы с миссис Мендель будем вместе пить чай, пока мама отдыхает. В общем, распланировала все заранее, фантазерка. Но планы эти почему-то не так уж меня и радовали, хотя я внушала себе, что все у нас будет замечательно.
Только когда я смотрела на свою милую гору и укрывалась одеялом бабушки Фейт, на душе становилось легче.
Зашла поздороваться миссис Мендель. Обвисший подбородок подрагивал, как индюшачий зоб. Волосы она по-прежнему собирала в большой пучок, из которого торчало еще больше похожих на проволоку волос, и много было седых. Она так крепко меня обняла, что я едва не задохнулась. Долго обсуждали ее садик, что растет, что ни в какую не желает, она даже утомилась и сказала, что ей нужно пойти поспать.
— Если что понадобится, сразу звони.
— Все нормально, миссис Мендель.
Я смотрела, как она идет вдоль газона. Вот остановилась на минутку, сорвать розу с куста, побрела с розой в дом. В сущности, все тут осталось прежним. Будто я, закрыв на какое-то время глаза, перенеслась в прошлое.
Прибыл с пакетами дядя Иона. Посмотрел, все ли в порядке, хорошо ли закрываются окна и двери, как работают плита и холодильник, убедился, что в кранах нормальный напор воды. Мы зашли к маме, но она все еще спала, волосы разметались по подушке, такие черные на белом.
Дядя проверил все до мелочей. Продукты были выгружены, на столе снова выстроился ряд бутылок.
— Миссис Мендель сказала, поможет, если вдруг что-то понадобится, — сказала я.
— И все-таки ты сразу звони нам, если возникнут какие-то нелады. Поняла?
— Все будет хорошо.
Дядя наконец уехал. Я заперла дверь, радуясь, что мы с мамой остались вдвоем и весь дом в нашем распоряжении. Я переоделась, потом сделала маме жареный бутерброд с сыром, сразу намешала ей коктейль и поставила все на поднос.
Коктейль она выпила сразу,
— Этот поможет одолеть боль снаружи, а второй — чтобы отпустило внутри.
— Если я сделаю второй, съешь бутерброд?
— Какая ты у меня хорошая. — Откусив кусочек, стала с опаской жевать, потом через силу проглотила. — До сих пор больно есть.
— Ой-ой.
— Имеется еще одно действенное лекарство. — Она потрогала голову. — Включи приемник.
Я нашла что-то фортепьянное, печальное, но печаль была светлой, так грустишь о тех, кто ушел, но скоро вернется, вот такая это была музыка. Я сделала маме второй коктейль.
Она немного отпила. Водки я добавила совсем чуть-чуть, и мама это просекла:
— Так-так, жульничать умеешь.
Бутерброд все же съела весь. Допив, снова протянула стакан:
— Еще, только покрепче, как полагается. И музыку найди повеселее.
Я даже не стала спорить.
Пока я листала ее журналы мод, она прикончила четвертый стакан. Когда мама уснула, я пошла на кухню, пожарила и себе хлеба с сыром, съела, вымыла посуду и потащилась к себе. Громко звенела ночная мошкара, а я и прошептать ничего не смогла бы, так перехватило горло. Скользнув под бабушкино одеяло, я долго-долго смотрела в окно, за ним щедро светила луна, на мою гору, на меня, на клен и на лицо спящей мамы. Огромная луна. Она лучезарно улыбалась, такой яркой я ее еще никогда не видела. Но на душе у меня было темно, я чувствовала, что все делаю неправильно.
Мне приснилось, что бабушка Фейт там, в Луизиане. Я крикнула ей, что я сейчас в нашей родной низине, она только покачала головой. Когда я проснулась, бабушки рядом не было.
Мама почти целыми днями лежала, но скоро смогла самостоятельно добираться до ванной. Там она вставала перед зеркалом и, вглядываясь в свое лицо, говорила:
— Загубила я свою красоту.
— Да нет же, мама, — негодовала я, потому что красота постепенно к ней возвращалась.
Часто приезжали дядя Иона с тетей Билли. Мне нравилось смотреть на их улыбки и на то, как легко они справлялись с любыми хозяйственными недоразумениями. Тетя Билли и миссис Мендель сразу подружились, бродили по садику, обсуждая тонкости взращивания овощей и цветов. Мы щелкали друг дружку моим аппаратом. Дядя Иона пообещал отдать пленки в проявку.
Однажды вечером мы все уселись на ступеньках крыльца, потягивая лимонад. Было уже прохладно. Мама, как обычно, была у себя в спальне.
Миссис Мендель стала расспрашивать про Мику и Энди.
Я рассказала про рисунки Мики, какие они классные, про выходки бесшабашного чертенка Энди, про Бобби, который так полюбил бейсбол, что даже спать ложится с битой. Рассказала про Ребекку, как ее изводила вечно всем недовольная мамаша и какая хорошая сама Ребекка. Рассказала про Луизиану, какая она неодолимо зеленая, влажная, словно губка, жаркая. Про бородатые, обросшие испанским мхом деревья, про облачно-белых цапель, сказочно прекрасных, только голоса у них совсем не сказочные, дребезжат как у лягушек. И про мисс Дарлу, какая она провидица, и про ее забавную моську, названную в честь мировой кинозвезды. И про футбольные вечеринки у Кэмпинеллов.