Над кем не властно время
Шрифт:
Ее собеседник пожал плечами, не зная, что ответить. Его испугал столь быстрый переход от глубокой печали к эйфорической радости.
Поправив густые волосы, Зоя медленно перевела взгляд на стену. На обоях повторялся один и тот же орнамент с несуществующими в природе большими округлыми цветами. Девушка смотрела куда-то сквозь стену и вдруг вскрикнула, приоткрыв бледные губы.
– Получается!
– воскликнула она, и ее грудной голос прозвучал выше, чем обычно.
– Что получается?
– Так можно смотреть не только на специальные рисунки, - объяснила Зоя. Легкий румянец проступил на ее смуглых щеках.
– На
Следующие десять минут принесли новые открытия. Теперь Зоя, по ее словам, видела яркие, радостные, объемные изображения на потолке, на покрывалах, которыми были застелены кровати в спальне, в листве дерева за окном и даже на маленьком настенном коврике, где на опушке леса застыли в вечной встрече большой печальный волоокий олень и двое детей - мальчик и его старшая сестра.
***
После сравнительно прохладной недели выдалась теплая суббота, но в небе еще плавали рваные остатки серых облаков. Всю дорогу, пока Максим ехал на очередную встречу домашнего математического кружка у Николая Ивановича Дымова, за его внимание боролись заковыристая упрямая задачка из последнего номера журнала "Квант" и несильная, но навязчивая пульсация в правом нижнем зубе.
В задаче фигурировали два треугольника. При попытках решить ее, как это часто бывает, они покрывались множеством дорисованных отрезков, превращаясь в путаницу фигур различных размеров. Сохранять все это перед мысленным взором было трудно, и Максим поэтому постоянно держал в руке лист бумаги с соответствующими чертежами и выкладками.
Ни простоты, ни красоты в решении этой задачи он пока нащупать не мог. Максим уже был готов согласиться на сложное и многоступенчатое ее решение, но и оно не давалось в руки. Что же до беспокоящего зуба, то, поскольку боль была едва заметной, Максим ничего не сказал об этом тете Лиле, у которой жил всю весну в районе улицы Марины Расковой, возле стадиона "Динамо", пока родители решали свои проблемы с разводом, а отец съезжал с их квартиры на "Академической". Не стал он звонить и родителям по столь пустяшному поводу. Поэтому в этот день никто не позаботился организовать для Максима визит к стоматологу.
Николай Иванович, впустив ученика, сразу провел его в кухню и угостил чаем. До начала занятий оставалось четверть часа, и остальные двое учеников еще не пришли. На мятой коричневой оберточной бумаге, использовавшейся вместо блюда, лежали большие мягкие белые бублики с зернышками мака. Максим покосился в их сторону, чуть было не протянул руку, но передумал. Не только потому, что жевательная активность могла снова заставить заныть успокоившийся было зуб, но и из-за следов пепла, присутствовавших повсюду на столе, в том числе и на бубликах. Ученики за глаза называли Дымова "Дымком" - по названию коротких без фильтра крепких сигарет, которые он курил одну за другой, рассеянно оставляя пепел на бумагах, книгах, предметах мебели, еде и собственной одежде.
Николай Иванович был старым другом Лили Майской, которая в действительности приходилось теткой не Максиму, а его отцу, и не родной, а двоюродной. Дымов познакомился с ней в тридцатые годы где-то в весьма отдаленных краях огромной Страны Советов, где они оба жили на поселении после отбытия своих непостижимых заполярных сроков. В последние годы, когда, по словам остряков, на смену эпохе "Раннего Репрессанса" пришел период "Позднего Реабилитанса", оба бывших лагерника жили в Москве.
Дымов был чудаком, влюбленным в школьную математику и одержимым желанием подготовить своих учеников к самым ярким достижениям на математических олимпиадах. Уроки проходили в его холостяцкой квартире по выходным. Группа старшеклассников собиралась у него в субботние вечера и состояла из трех способных подростков, учащихся различных школ района.
Родители Максима советовались в свое время с Дымовым, не следует ли им отдать сына в одну из московских физико-математических школ. Николай Иванович, немного обидевшись, отговорил их, заявив, что вполне в состоянии заменить собой любую из этих хваленых ФМШ и наилучшим образом подготовить Максима как к поступлению в вуз, так и к участию в олимпиадах. Будь родители меньше заняты своей междоусобицей, они прислушались бы к знакомым, справедливо указывавшим на то, что в специальных школах, вроде знаменитых 2-й или 444-й, усиленные занятия физикой и математикой продолжаются всю неделю, а не только по выходным. Но отношения между матерью и отцом Максима как раз в тот период обострились настолько, что им стало недосуг заниматься вопросами обучения. Что же до сына, то он только обрадовался, что не придется расставаться со своим классом и старыми друзьями.
К тому же Максим верил в Дымова, который помогал ему поверить в себя.
– Есть новые идеи?
– спросил учитель, забыв, что мягкий бублик это не сухарь и не сушка и обмакнув его в горячий чай, отчего изрядный кусок тут же размяк, отвалился и повис на поверхности жидкости.
– Есть одна, но это скорее всего глупость, - признался ученик.
– Гм, - Дымов, недопив чай и недоев бублик, вынул сигаретку из разодранной пачки, размял ее толстыми маленькими пальцами, произвел на свет облако смердящего дыма, пожевал пухлыми губами и сморщил нос-картошку. Больше всего он был похож сейчас на добродушного мультипликационного барбоса с короткими седыми волосами, усами и бородкой.
– Если ты не уверен в своей идее, то, надо полагать, делиться с остальными ребятами не согласишься?
– Нет, пока нет!
– испугался Максим.
– Я тоже никому не скажу, - обещал Николай Иванович.
– Изложи-ка идею.
Свитер Дымова был растянут на рукавах. Выбивающийся из него воротник сорочки с левой стороны лежал, а с правой стоял торчком. Мелкие несуразности во внешности преподавателя немного отвлекали и смущали ученика, и он отводил взгляд в сторону.
– Читал Фейнмановские лекции по физике, - сказал Максим.
– Есть у него глава про задачи с блоками, грузами и тому подобным, в которых надо рассчитать массу какой-нибудь гирьки.
– Но это весьма рутинные задачи, - удивился Дымов.
– Что интересного мог найти в них лауреат Нобелевской премии?
– Обычно они довольно скучные, - согласился Максим.
– Но при решении можно запутаться в выкладках из-за всех этих векторов сил и их проекций. Фейнман предлагает подход, при котором многие такие задачи решаются в одну строчку.
– Понятно, - добродушно улыбнулся Дымов.
– Ты и в физике, как и в математике, ищешь красивые и короткие решения.
Слегка замявшись, Максим изложил идею именитого американца.