Над Курской дугой
Шрифт:
Созревает план боя. По замыслу он почти ничем не отличается от того, который был определен еще перед вылетом. Моря с Чернышевым, находясь выше, нападают на истребителей, связывают их боем, а мы четверкой громим «юнкерсов».
Два наших истребителя против восьми. Успех при этом зависит только от согласованности и стремительности действий каждого летчика. Однако сил маловато. Сомнение вкрадывается в душу. Смогут ли Моря и Чернышев приковать к себе всех «мессеров»? Не нападет ли четверка на нас, а другая останется с Моря? Не лучше ли атаковать сначала истребителей противника,
Решение принято.
— Моря, захлестни всех «мессов», а мы расправимся с «юнкерсами», — передаю по радио и со звеном ныряю к земле. Проскочив через заслоны немецких истребителей, мы оказались под ними. Теперь, потеряв высоту, сами оказались в невыгодном положении. Противник может воспользоваться моментом и с высоты перейдет в атаку. Но «мессеры», то ли не поняли нашей ошибки, то ли растерялись от дерзости Моря и Чернышева — остались наверху.
Бомбардировщики летят небольшими группами, надвигаясь широкой волной, как бы собираясь сеять бомбы по всей полосе движения наших танков. Такого боевого порядка еще не приходилось встречать. Идем с Анниным в атаку на правый фланг грозной волны, Карнаухов с Лазаревым — на левый. Вглядываюсь, не летят ли с «юнкерсами» истребители. Как будто не видно.
Выбираю для нападения самую большую группу, идущую плотным клином десятки. Мой «як» на пикировании набрал очень большую скорость. Зачем она сейчас? Только усложнит атаку по тихоходным «юнкерсам». Теперь отчетливо видно: бомбардировщиков очень много, трудно сосчитать. А нас — четверка Это не пугает: Ю-87 против «яков» все равно что кролик перед удавом, только нужно уметь точно бить. Но какая досада: два «мессершмитта» показались сзади и ниже. Еще пару замечаю на фланге, куда полетел Карнаухов.
План боя рушится. Атаковать Ю-87, не прогнав истребителей, невозможно. Заставить наших ведомых Аннина и Лазарева связать их боем тоже опасно: уж очень мы все близко подошли к врагу. А зачем высота и скорость? Они дают возможность мгновенно произвести любой маневр.
Атаковать сначала немецких истребителей непосредственного сопровождения? Потеряешь время, а восьмерка «мессов» опомнится и может накрыть нас. Тогда не выполним задачу. Однако и другого выхода нет. Дорога каждая секунда. Зная, что при атаках с высоты «мессершмитты», защищаясь, бросают своих бомбардировщиков и уходят, передаю Карнаухову:
— Алексей! Бей сначала истребителей.
Пара «мессеров», на которую я пошел с Анниным, замечает нас, полупереворотом проваливается вниз и, прижимаясь к земле, уходит в свою сторону, не приняв боя. На одну-две минуты путь к бомбардировщикам открыт. За это время нужно успеть разбить основную силу «юнкерсов».
Пользуясь большой скоростью, направляю свой «як» снизу под строй девятки. А что делается с восьмеркой истребителей? Взгляд вверх. Там, полосуя небо огненными нитями, в полном разгаре кипит акробатика воздушного боя. Аннин, как часовой, стережет меня. Карнаухов с Лазаревым, прогнав истребителей, уже напали на «юнкерсов». Все идет хорошо!
Сближаюсь,
Огонь! И бомбардировщик неуклюже опускает нос. Не отворачиваясь, беру в прицел второго.
Еще удар!.. Из «юнкерса» вырвались клубы густого черного дыма. Машина, вспыхнув, камнем рухнула на землю.
Две очереди — два самолета. Таких ударов я могу нанести еще семь-восемь, а то и больше. Этого достаточно, чтобы уничтожить всю группу Только бы Аннин предупредил о приближении истребителей. Оглядываться или запрашивать по радио о воздушной обстановке не хочется: жаль терять удачную позицию. Надеясь, что Аннин не уйдет с поста и не прозевает «мессеров».
Продолжаю уверенно атаковать бомбардировщиков, и вот запылал третий «юнкерс». Подхожу к четвертому. И тут вся группа самолетов, точно горох, рассыпалась, в беспорядке сея бомбы, очевидно, на свои же войска. Двое «лапотников», задрав головы, упорно ползут на меня, готовые таранить мой «як». Уступаю им дорогу, чтобы снова выбрать удобный момент для атаки.
Одни бомбардировщики, защищаясь, создали оборонительный круг, другие, прижимаясь к земле, стали уходить. И только пятерка «юнкерсов» летела, как на параде, прежним курсом. Аннин совсем близко подошел к ним.
— Атаковать пятерку! — передаю ему.
— Понятно! — отвечает он.
Горит еще один вражеский самолет. Второй Ю-87, подбитый Анниным, шарахается, разгоняя свой же строй.
Бомбардировщики разгромлены. На подходе их больше нет. Задача выполнена.
Что же стало с нашей группой? Там, где только что вела бой пара Карнаухова, висят два парашютиста и, поднимаясь свечой, горит «як». Вокруг него вертится тройка «мессершмиттов». Второго нашего истребителя не видно. Неужели тоже сбили?
Но какой бы теперь уже ни был результат боя, победа за нами. И тем больнее видеть гибель товарищей. Гнетущее чувство закрадывается в душу.
Над нами высоко-высоко, еле видно клубится рой самолетов. Среди них замечаю только одного «яка». Набирая высоту, спешим на помощь. «Яки» кажутся сейчас совсем тихоходными, хотя моторы работают на пределе.
В воздушном бою победа достигается целеустремленным взрывом энергии небольшой группы людей. И вот мы достигли ее, и каждый из нас снова собрал свою волю в комок, готовый к смертельной схватке. Плохо лишь одно: мы разбросаны в пространстве, а при этом взаимодействовать очень трудно. Враг в таких случаях кажется сильнее, чем есть на самом деле.