Над рекой Березой

Пашкевич Виктор Григорьевич

Девушка спокойно взошла на мостик, тонкие доски скрипнули и прогнулись под ногами. И только ступила на землю, как громкий окрик «Руки вверх!» заставил ее остановиться. С воплями: «Она! Она!» — из кустов ивняка, словно сорвавшиеся с цепи собаки, выскочили полицаи. Что делать? И Настя решилась. Она выдернула из гранаты предохранитель и швырнула ее в полицейских. Но в тот же миг сама упала от сильного удара сзади по голове. Один из полицаев, оказавшийся за спиной девушки, стукнул ее прикладом винтовки.

Грохнул взрыв гранаты. Несколько полицаев,

как снопы, свалились на землю, послышались крики и стоны. Но Настя подняться уже не могла: два уцелевших гитлеровских холуя сидели на ней и скручивали руки. Жандармы избили девушку до полусмерти, сорвали с нее платье, сандалии и в одной рубашке повели через весь город в гестапо.

Мы с Сашей стояли возле кинотеатра «Люкс» на проспекте Революции и ждали Мелика, чтобы вместе с ним идти к знакомому портному. Вдруг из-за угла дома показалась большая толпа людей. Мы бросились навстречу и застыли от неожиданности. Ступая окровавленными ногами по брусчатке, почти голая, посередине улицы шла Настя со связанными за спиной руками. На её шее висел кусок картона с криво написанными буквами: «Я партизанка». Конвоировали Настю около десяти гитлеровцев и полицаев.

Настя шла, низко опустив голову. И только иногда поднимала ее, чтобы окинуть взглядом толпу и хоть глазами попрощаться со знакомыми. Кажется, заметила Настя и нас с Сашей. Она на мгновение приостановилась, улыбнулась краешками посиневших губ и под крики конвойных медленно пошла дальше.

А через несколько дней, не желая больше переносить пытки в гестапо, комсомолка Анастасия Сахончик покончила с собой.

Неожиданная удача

Саше и Мелику не сиделось дома. Они пришли ко мне утром, когда еще не было и восьми. Увидев ранних гостей, мать недовольно проворчала:

— И не спится вам, хлопцы. Целую ночь где-то пропадали и опять уже на ногах.

Ребята удивленно пожали плечами:

— Мы ночью нигде не были, тетя Таня. Вы зря нас ругаете.

— Как не были? — встревожилась мать. — А где же мой сорванец пропадал до четырех?

— Не знаем, — ответил Саша.

— Я так и думала, что этот непутевый в свои дела новых дружков втягивает. Не понимает, что, чем больше людей будет знать ваши секреты, тем хуже для вас. Хоть бы быстрее пришел в город Соломатин да разъяснил вам, что так делать нельзя.

Саша и Мелик удивились еще больше: где мог пропадать ночью их друг, не сказав им ни слова. Молча втиснувшись в маленькую дверь боковой комнатушки, они накинули крючок и начали трясти меня за плечи.

— А ну, быстрое вставай! Шлялся где-то всю ночь, а теперь дрыхнет. А нам отчитывайся перед его матерью. Подымайся! — тормошил меня Саша.

Не сообразив спросонья, чего от меня хотят ребята, я пробормотал:

— Дайте хоть немного поспать, черти, — и натянул на голову одеяло.

Но не тут-то было. Саша и Мелик и не подумали уходить. Им было мало дела до того, что я действительно полночи не спал.

— Ты

в двух словах расскажи. А потом спи себе хоть весь день. Мы не будем мешать, — умолял Саша.

Рассмеявшись, я сел на кровати и признался:

— Вы где-то болтались целый вечер, а я за это время толу притащил килограммов двадцать и капсюлей целую коробку.

— Не загибай, — насторожились они.

— Честное слово. Теперь будет чем эшелон под откос пустить.

Ребята продолжали недоверчиво смотреть на меня. После неудачного взрыва около Печей мы только и мечтали о том, где бы найти несколько килограммов взрывчатки, чтобы повторить операцию. И вдруг такая удача.

— Идем, покажешь, — не сдержал своего обещания Саша.

— Может, ты глины какой принес, а думаешь, что тол, — не унимался Мелик.

Мне уже было не до сна. Мелькнула тревожная мысль: а вдруг мой давний знакомый Мишка, прозванный за маленький рост Киндером, и его отец уже обнаружили, что из их бани исчез ящик тола?

…Счастливый случай помог мне добыть взрывчатку, которая была так необходима и нам и партизанам. Днем мать послала меня на базар купить пакетик сахарина. Проходя мимо длинного прилавка, уставленного всевозможными глиняными горшками, я увидел Киндера, державшего большую связку жирных сазанов. Не поверив рыбацкой удаче Мишки, я бросился к нему.

— Где ловил?

Тот сморил меня ироническим взглядом:

— Купи, тогда скажу.

— Но, шути Мишка. Где я тебе возьму столько марок? Наша семья и так еле перебивается. Скажи, в каком месте ловил этих «поросят»?

И это время, в сопровождении офицера, к Киндеру подошли дне молоденькие немки с красными крестами на белых блузках. Видимо, медсестры из расположившегося неподалеку госпиталя. Они сунули Мишке несколько бумажек, забрили сазанов и направились к выходу, о чем-то весело переговариваясь.

Киндер пересчитал деньги и обнаружил, что немки его самым бессовестным образом обманули. Он хотел было кинуться за ними вдогонку, но я его остановил:

— Скажи спасибо, что столько получил. А то могли и рыбу отобрать да еще и по шее надавать. Ты что, не знаешь их?

— А вы и в самом деле голодаете? — сочувственно спросил Мишка.

— Понимаешь, всякое бывает, — неопределенно пожал я плечами.

— Эх ты, шляпа! Я научу тебя. Век благодарить будешь, — Мишка схватил меня за руку и потащил из базарной толпы.

Когда мы оказались на тихой улочке, Мишка приостановился и шепотом спросил:

— Тол имеешь?

— Тол! Зачем он мне? — насторожился я.

— Голова твоя садовая. Разве ты не знаешь, что толом можно глушить и пудами возить рыбу? В маленькую шашечку надо вставить капсюль с кусочком бикфордова шнура, поджечь его и забросить в реку или в озеро. Тол на дне бабахнет, и через минуту кверху пузом пятнадцать-двадцати рыбин плавает. Успевай только вылавливать.

— От такой рыбалки без головы можно остаться. Да и тола у меня нет.