Над тёмной площадью
Шрифт:
Где-то в квартире часы пробили половину.
— Половина девятого. Вы поможете мне?
Его просьба ко мне, столь решительно высказанная, прозвучала в тот момент, когда я всеми мыслями был с Хелен, представлял себе ее там, за дверью, вместе с Осмундом; и как же я желал быть рядом с ней, и как же я страдал…
Но тревога в его голосе заставила меня без колебаний прийти к нему на выручку. Я встряхнулся, чтобы настроить свои нервы, мысли, все силы своей души на другой лад.
— Да, я вам помогу, — ответил я.
— Тут и делать-то нечего, только запихнем его в машину. Ничего приятного,
Приоткрыв дверь, он выглянул в прихожую, выскользнул из комнаты и закрыл за собой дверь.
Пока Буллер говорил со мной, я стоял у окна. Едва он вышел, Хенч вскочил, подбежал ко мне и, положив дрожавшую руку мне на плечо, забормотал:
— Не ходите с ним. Не ходите, Ган. Вы тут ни при чем. Нам все равно от него не освободиться. Не видите, вон он там, снаружи, караулит нас на лестнице. А этот, который здесь, вовсе не он. Мы должны всем это открыть. Только так мы очистимся.
Было очевидно, что он на грани дикой, безудержной истерики. Я почувствовал непонятную нежность к нему. Странно, но это так: в те минуты меня переполняло чувство любви и сострадания ко всему миру, как будто то, что здесь произошло, касалось всех человеческих существ без исключения и, более того, означало крутую перемену в их судьбах.
Я обнял его:
— Погодите минутку, Хенч. Успокойтесь, возьмите себя в руки. Запомните: Пенджли был таким отпетым негодяем и законченным прохвостом, какого свет не видывал. Хуже его не бывает. Он был шантажист и вымогатель, и нет ничего грязнее, чем это занятие. Он искалечил жизнь сотням и сотням мужчин и женщин, уничтожил их, затравил. Он никого не щадил, никого не жалел, чувство сострадания было ему чуждо. Он хотел, чтобы и мы испоганились, стали такими, как он. Он, и только он виноват в смерти вашей жены.
Но Хенч прервал меня:
— Она не захотела бы его убивать. Она не желала никому зла. Даже такому плохому человеку, как он, она не стала бы причинять вреда. Но ведь это правда — мы его не убили. Он теперь еще хуже, чем живой, он теперь постоянно будет с нами, ни за что не отстанет от нас, это навсегда… О Боже, Боже, и зачем я только сюда пришел…
Наконец появился Буллер с плащом и шляпой Пенджли. При виде этих предметов я мгновенно собрался и приготовился к решительным действиям.
— Извиняюсь, вышла проволочка, — шепотом доложил Буллер (мы все разговаривали шепотом). — Выглянул на площадку, чтобы посмотреть, есть ли кто на лестнице. Никого, путь свободен.
— Осмунд там? — спросил я.
— Нет. Они в спальне. Понимаете, мне хочется убраться отсюда, пока он не вернулся. Осмунда не поймешь, черт его возьми. Горячий — никогда не известно, что сотворит… Подержите-ка его руку, а я напялю на него плащ.
Я обхватил труп за талию, и его болтающаяся голова, мотнувшись, упала мне на грудь и прильнула, как к груди любимого. Я задрал ему руку, как велел Буллер, — она была еще теплая. Мы натянули на труп плащ и нахлобучили шляпу низко на глаза.
Когда мы стали поднимать тело с дивана, меня чуть не стошнило. А потом все, что было в комнате, поплыло у меня перед глазами, серебряные канделябры закачались, окна широко разъялись, и по ним побежала рябь, словно
Буллер, крепко обхватив тело, держал его с одного бока. Я, завладев другой рукой, придерживал его с другой стороны. В таком положении Пенджли вполне мог сойти за сильно пьяного человека. Его голова свесилась на грудь, ноги волочились сзади, шлепая подошвами об пол.
В комнате, где были Осмунд и Хелен, стояла мертвая тишина. Ни вздоха, ни звука. И вот когда я свободной рукой открыл входную дверь, как раз в ту самую секунду кто-то зажег свет на нижнем этаже. Возвращаться назад было поздно. Мы уже стояли на лестничной площадке, дверь за нами закрылась, и я увидел могучую, дородную женщину с красным лицом, которая поднималась прямо навстречу нам.
На верхней ступеньке незнакомка остановилась, чтобы перевести дыхание. Она принадлежала к той особой разновидности женщин, типичных не только для нашего времени, которые в своем сорокалетнем с хвостиком возрасте одеваются как двадцатилетние девушки. На ней была крохотная черная блестящая шляпка, туго сидящая на завитых волосах, и вечернее платье; на плечи была брошена испанская шаль очень кричащих тонов; юбка была короткая; ноги толстенные, обтянутые черными чулками.
Мы с Буллером инстинктивно подались вперед, пытаясь прикрыть собой нашу роковую ношу. Поначалу женщине было не до того, она старалась отдышаться. Затем, увидев нас, она вдруг ахнула:
— Майор Эскот?
(В мою память так врезался тот страшный эпизод и само это имя, что, когда оно попалось мне случайно в газете — всего каких-то недели две назад, — я никак не мог справиться с потрясением и приняться за чтение следующего абзаца.)
— Простите? — сказал Буллер.
— Ах нет, я просто так. — Ее рука была прижата к груди, которая тяжело вздымалась. — Я видела, как вы вышли из этой двери, и подумала, что это квартира майора Эскота. Он живет в этом доме.
— Этажом выше, мэм, — сказал Буллер.
— О, благодарю вас. — Она продвинулась к подножию следующего лестничного марша и оглянулась. Ее глупые, круглые, наивно распахнутые глаза были похожи на два блюдца. Такой тупой женской физиономии я еще никогда не видел. Помимо всего прочего, она была на редкость кокетлива.
— Вы абсолютно уверены в том, что это выше? — проговорила она. — Потому что, как мне помнится, у него квартира номер три… — Тут она заметила болтавшуюся между нами фигуру. И тихонько вскрикнула: — Ой!.. Ваш приятель заболел?
Буллер мрачно улыбнулся:
— Мы тут праздновали…
— Ну конечно… — Она помялась. — Внизу моя машина. Шофер может съездить за врачом…
— Вы очень любезны, — ответил Буллер, — но, право, не стоит беспокоиться. Немного свежего воздуха…
Она опять бросила взгляд на тело. У меня возникла паническая мысль, что она что-то заподозрила. Колени подо мной подогнулись, и мне показалось, что тело, висевшее на моей руке, весит целую тонну.
— Ну если только в этом дело… — Она еще раз окинула нас взглядом и, поднявшись вверх по лестнице, исчезла за поворотом. Мы подождали, пока не стихли ее шаги. Я прислонился к двери квартиры Осмунда.