Надежда Дурака
Шрифт:
Сейчас? Он просто склонил голову и прошаркал внутрь, как и все остальные.
Он и раньше пользовался вратами, перемещаясь из одной части Джии в другую, входя в храм в Киесуне и выходя из храма в Инака. Он ненавидел это каждый раз, ненавидел то, как его разрывало на части и снова собирало воедино. Дважды его рвало. Но пройти через врата Эгрила было по-другому. Это было все равно, что пройти сквозь стену воды. Едва уловимое ощущение, пульсация в животе. И он оказался там. В Эгриле.
Пленники находились во внутреннем дворе замка, их
Ах, мой дорогой Джакс. Ты чувствуешь это? прошептал Монсута. Ты чувствуешь руку могучего Кейджа? В ней сейчас твоя жизнь. Ты дышишь с его разрешения. Ты существуешь, потому что он этого хочет. Ты умрешь, когда он выберет. Я рад, что позволил тебе остаться в живых, чтобы удостоиться этой чести.
— Твоего Бога не существует, — пробормотал Джакс, ковыляя через ворота крепости. В темноту. — Тебя не существует.
Ты в этом уверен?
Их шаги и изможденное дыхание эхом отражались от стен, когда они шли вглубь замка, вниз в подземелья. По обе стороны коридора тянулись камеры, полные других потерянных душ. Никто не заговорил с ними. Никто не посмотрел, как они проходят. Они все были мертвы там, внизу, трупы, ожидающие своего последнего вздоха.
Свет проникал сквозь окна высоко в стенах камер, холодный и серый, и вспышка страха пробежала по телу Джакса, когда он спросил себя, что увидит по ту сторону этих решеток. Насколько он знал, никто никогда не бывал в Эгриле — а если и бывал, то не вернулся, чтобы рассказать об этом. Какой мир создали последователи Кейджа?
Черепа открывали ворота в разные камеры, заталкивая в каждую новых заключенных до тех пор, пока там больше не оставалось места, с радостью убивая любого, кто колебался.
Джакс был одним из последних, кого заперли. Ему приходилось поворачивать голову набок, чтобы найти место для дыхания, а тела плотно прижимались к нему со всех сторон. Воздух вонял мочой, дерьмом и разложением. В камере, должно быть, было больше двухсот человек. Он снова попытался повернуть голову и столкнулся черепами с кем-то позади себя.
— Осторожно, — проворчал усталый голос.
— Пожалуйста, мужчина рядом со мной мертв, — сказала какая-то женщина. — Он мертв.
Черепа проигнорировали ее. Просто захлопнули дверь камеры и заперли ее, звякая ключами.
— Я не могу дышать, — крикнул какой-то старик.
— И никто другой не может.
— Мне нужна вода.
Жалобы продолжались и продолжались, распространяясь по камере и подхваченные другими, образуя жалобный хор. Все это было пустой тратой воздуха. Не было ни помощи, ни облегчения.
Теперь ты понимаешь, сказал Монсута. Теперь ты веришь.
77
Дрен
Киесун
Они несли Дрена на носилках по канализации вместе с первой партией беженцев, покидавших город. Было темно, тесно и адски воняло, но ни у кого не было факела, и только шепотом передавались указания по линии. Наверху, в Киесуне, продолжалась битва за улицы. Взрывы грохотали в скалах, как отдаленный гром, и все они знали, что город скоро будет потерян.
Ханраны потратили большую часть вечера, разделив всех на группы по двадцать человек. В идеальном мире они бы отправляли людей еще меньшими группами, но на это просто не было времени. Им всем оставалось надеяться, что внимание Черепов сосредоточено на городе, а не на той миле побережья, где канализация имела стоки в море.
— Это неправильно, — в тысячный раз проворчал Гаро.
Эндж ничего не сказала. Ни упрека, ни согласия, ничего. Ее молчание ранило Дрена больше, чем стоны Гаро.
Дрен тоже ничего не сказал. Ему нечего было предложить в свое оправдание. Гаро был прав — это было неправильно. Но что было, то и было. Вместо этого он закашлялся.
Дрен не мог бы пасть еще ниже от времени, когда носился по крышам стремительней гончих Киесуна. Сейчас было трудно даже представить себе то чувство непобедимости, учитывая тяжесть погибших на его плечах и боль в каждой клеточке его тела. Он был просто ребенком, который думал, что он — нечто большее. Теперь он знал, что это не так. Он умирал.
Двое ханранов шли впереди. Не было никого, кого знал бы Дрен, и, наверно, не было никого, кто бы его знал. Они были хороши в своем деле, быстро и эффективно перемещая группу по туннелям. Они никому не позволяли нести что-либо, кроме оружия. Ни еды, ни воды, и уж точно никаких вещей. Единственное, что они несли, был Дрен.
План состоял в том, чтобы двигаться быстро и бесшумно. В горных пещерах их ждали припасы, и все они могли продержаться несколько часов без еды и воды. Последние шесть месяцев научили этому всех и каждого.
Туннель начал спускаться, и Дрен услышал впереди шум моря. Холод тоже их нашел, и чертовски быстро стало чертовски холодно. Вода поднималась, дюйм за дюймом взбираясь по их ногам выше ботинок, пропитывая брюки, замораживая кожу. Несколько человек закричали, но их быстро утихомирили. Они не могли позволить себе издавать ни звука так близко к отверстию. Вскоре Дрен полностью промок, но, по крайней мере, это уменьшило его жар. Затем все остановились, и Дрен увидел впереди отверстие канализации и плещущиеся волны, освещенные щепоткой луны над головой.