Надежда Дурака

Шэкл Майк

— В портовом городе Джии Киесуне произошло восстание, и базировавшийся там наш контингент, включая отряд Дайджаку, был уничтожен.

— Милорд... — сказала Даса, не в силах сдержать потрясение.

— Тихо, — приказал Бакас, глаза под маской вспыхнули красным. — Император недоволен. Ситуация должна быть исправлена немедленно.

Они хранили молчание. Бакас был прав. Рааку был прав. Язычникам нужно было напомнить о могуществе Эгрила. Они не могли позволить джианам воспользоваться этим моментом.

— Подкрепления готовятся к отправке в Джию, —

продолжил Бакас. — Любое сопротивление будет подавлено. Город будет стерт с лица земли.

— Хвала Кейджу, — сказал Франсин. Еще больше душ Великой Тьме.

— Наконец, и это более важно, дочь короля избежала поимки, — сказал Бакас.

— Она в Мейгоре, милорд, — сказал Франсин. — Она прибыла вчера с телохранительницей-шулка.

Бакас пристально посмотрел на него:

— Скажи мне, что ты не ее отпустил.

Франсин склонил голову:

— Я отправил ее в лагерь для интернированных вместе со всеми другими беженцами. Из этого места нет выхода.

— Ты снова хорошо поработал, Брат Франсин.

— Благодарю вас, милорд. Я прикажу немедленно ее убить.

— Нет, — сказал лорд Бакас. — На этот раз мы не будем рисковать. Просто убедись, что она не сбежит.

— Милорд?

— Снаружи собирается армия. Через двадцать четыре часа мы вторгнемся в Мейгор и вместе отправим эту мерзость в Великую Тьму.

— Она всего лишь девочка, милорд. Я могу казнить ее сам. В этом нет необходимости... — Франсин в замешательстве посмотрел на остальных. Послать армию за ребенком? Он был Избранным, у него было более чем достаточно власти, чтобы уничтожить девочку.

— Это не недооценка твоих возможностей, Избранный Франсин, — сказал Бакас. — Скорее, это признак опасности, которую девочка и ее опекун представляют для Империи. Ее нельзя недооценивать. Монсуты совершили эту ошибку. Императорская армия в Киесуне совершила эту ошибку. Мы этого не сделаем. Если нам придется сжечь Мейгор дотла и отправить всех до последнего жителя этой проклятой земли в Великую Тьму, мы это сделаем.

Франсин поклонился. «Как прикажете». Не было смысла говорить что-то еще. Поступить так означало бы проявить неуважение к лорду Бакасу и Императору.

— А теперь идите, все, — сказал Бакас. — Готовьтесь к войне. Когда завтра ночью стемнеет, мы вторгнемся в последнее убежище Четырех Богов и уничтожим ребенка.

Пятеро Избранных поклонились как один. «Хвала Кейджу», — сказали они в унисон и покинули кабинет Бакаса.

Никто не проронил ни слова, пока они шли обратно по коридорам монастыря, и Франсин был благодарен за это. У него кружилась голова. Он знал, что должен быть счастлив. У него был еще один день ношения этого проклятого лица, а затем он сможет вернуться к тому, кем он был, больше не одинокий среди еретиков. И все же…

— У тебя есть время прогуляться со мной, Брат? — спросил Рейстос, прерывая его мысли.

— Я должен вернуться, — ответил Франсин.

— Сначала в последний раз взгляни на город.

— Как пожелаешь.

Франсин и Рейстос шли молча, поднимаясь

по переходам монастыря, пока не достигли зубчатых стен. Снаружи перед ними расстилался Кейджестан. В нем не было ничего, что мейгорцы называли великолепием. Эгрил не страдал тщеславием, как язычники. Только замок Императора возвышался над всеми зданиями, в честь Кейджа. Он пожалел, что не прибыл раньше и не мог помолиться там с верующими. Он вдохнул вид и красоту Красного Озера. Вот почему он сражался. Вот почему он страдал. За Императора. За Эгрил. За Кейджа.

Внизу, во дворе монастыря, собирались войска. Там уже было, по меньшей мере, тысяча человек плюс несколько сотен Дайджаку и... Коджинов.

Вид гигантских зверей заставил Франсина замереть на месте. Коджины были двенадцати футов в высоту и почти столько же в ширину, с изогнутыми рогами, растущими из их лбов. Цепи, прикрепленные к ошейникам на их шеях и привязанные к земле, удерживали их в дальнем углу двора. Они были оружием массового уничтожения — если их спустят с ошейников, их будет невозможно контролировать.

— Мне почти жаль этих твоих неверных, — сказал Рейстос.

— Их жизни принадлежат Кейджу, друг мой, — сказал Франсин.

— Ага. Кейдж он хочет их крови. И их души.

— И мы отдадим их ему, — сказал Франсин. — Вот почему мы его Избранные.

— Слишком много хлопот из-за одного ребенка.

— Она не обычный ребенок.

— Ей четыре года. Как она может представлять опасность для этого? — Рейстос махнул рукой на собравшуюся внизу мощь.

— Не знаю. — Франсин огляделся и убедился, что в пределах слышимости больше никого нет. — Вчера я видел девочку и ее опекуншу. Они выглядели едва живыми. Я не почувствовал в них никакой силы. Нам определенно нечего бояться.

— И все же они убили Монсутов.

— Дарус был безумен, а его сестра Скара — ненамного лучше.

— Если ты убьешь девочку, твое место в Великой Тьме будет гарантировано находиться рядом с Кейджем. — Голос Рейстоса был едва слышен.

— Я не думаю о такой чести, Брат. Только о славе Кейджа. Ты это знаешь.

— Но каждая секунда ее жизни — оскорбление для Кейджа.

Франсин кивнул:

— Да.

— Возможно, лорд Бакас считает, что это выше твоих сил.

Слова задели:

— Как ты смеешь даже предполагать такое?

Рейстос поднял обе руки:

— Я не хотел оскорбить тебя, Брат. Но зачем ему все это нужно? Неужели так трудно сделать то, что ты можешь сделать — что ты должен делать?

— У него есть свои причины.

Рейстос приподнял бровь:

— Возможно, он думает, что ты слишком долго жил среди дикарей. Возможно, он думает, что ты ослаб.

Франсин снова посмотрел на Кейджестан, пытаясь взять себя в руки. В словах Рейстоса было слишком много веса, слишком много правды. Он так долго носил кожу Косы, что, возможно, деградация язычника его заразила. Эта мысль наполнила его стыдом. Внезапно ему очень захотелось уйти из этого места: