Надежда Дурова
Шрифт:
«Разумеется, это шутка, – пишет Дурова, – они не полагают мне более восемнадцати лет; но иногда приметная вежливость в их обращении и скромность в словах дают мне заметить, что если они не совсем верят, что я никогда не буду иметь усов, то, по крайней мере, сильно подозревают, что это может быть. Впрочем, сослуживцы мои очень дружески расположены ко мне и весьма хорошо мыслят; я ничего не потеряю в их мнении: они были свидетелями и товарищами ратной жизни моей…» [106]
106
Там же. С. 200.
Вероятно, в этом замысловато написанном абзаце и заключается ответ на вопрос, который обычно очень сильно занимает всех читателей книги «Кавалерист-девица. Происшествие в России»: догадывались ли окружающие, что господин Соколов, переименованный по воле императора Александра I в Александрова, – на самом деле женщина? Судя по всему, некоторые догадывались, но это вовсе не являлось поводом для разоблачения или скандала.
Это подтверждают и воспоминания Д.В. Давыдова. Он написал письмо А.С. Пушкину, когда в 1836 году поэт готовил публикацию фрагмента рукописи Дуровой в своём журнале «Современник»:
«Дурову я знал, потому что я с ней служил в арьергарде во все время отступления нашего от Немана до Бородина. Полк, в котором она служила, всегда был в арьергарде вместе с нашим Ахтырским гусарским полком. Я помню, что тогда поговаривали, что Александров – женщина, но так, слегка. Она очень уединена была и избегала общества столько, сколько можно избегать его на бивуаках. Мне случилось однажды на привале войти в избу вместе с офицером того полка, в котором служил Александров, именно с Волковым. Нам хотелось напиться молока в избе (видно, плохо было, что за молоко хватились, – вина не было ни капли). Там нашли мы молодого уланского офицера, который, только что меня увидел, встал, поклонился, взял кивер и вышел вон. Волков сказал мне: это Александров, который, говорят, женщина. Я бросился на крыльцо – но он уже скакал далеко. Впоследствии я её видел во фронте, на ведетах – словом, во всей тяжкой того времени службе, но много ею не занимался, не до того было, чтобы различать, мужского или женского она роду; эта грамматика была забыта тогда…» [107]
107
Пушкин А. С. Переписка. 1835–1837. – М.: изд-воАН СССР, 1949. № 1241. С. 151–152.
Иначе говоря, своей отвагой и смелостью на поле боя, стойкостью в перенесении тягот походной жизни, добросовестным исполнением служебных обязанностей строевого офицера, скромностью в быту, замкнутым, сдержанным поведением в офицерском обществе Надежда Андреевна завоевала уважение однополчан. Они приняли её в свою среду и уже не обращали внимания на внешний вид поручика Александрова, которого в лучшем случае можно было бы назвать подростком, юношей 16–17 лет, но никак не мужчиной.
К сожалению, не существует ни одного достоверного портрета «кавалерист-девицы», сделанного во время её военной службы. Тот, всем известный портрет в гусарском мундире из первого издания её книги в 1836 году, в большой степени является плодом фантазии неизвестного художника. Скорее всего, Дурову (ей в это время было около 53 лет) он видел, но получил задание изобразить юного гусара. Потому Надежда Андреевна у него одета в гусарский мундир эпохи Николая I, а он многими своими деталями отличался от форменной одежды обер-офицеров гусарских полков в 1808–1811 годах. В чертах лица есть кое-какие особенности, переданные потом художниками, уже рисовавшими Дурову с натуры: высокие дугообразные брови, небольшой прямой нос, губы «бантиком», круглый подбородок.
Такой изобразил её на акварельном портрете Карл Брюллов, которому она позировала где-то между 1836 и 1838 годом. Эта работа известна мало, она хранится во Всероссийском музее Пушкина в Санкт-Петербурге. Героиня одета по мужской моде того времени. На ней тёмно-коричневый фрак с большим отложным воротником, тёмный двубортный жилет, чёрный шёлковый шейный платок. Видно, что у неё узкие покатые плечи, высокая шея, овальное лицо, карие глаза. Брови, нос, губы, подбородок – всё, как на «гусарском портрете».
Широко известен ещё один её портрет, приписываемый художнику Гау. Он был сделан по заказу книгоиздателя А. Смирдина для серии книг «Сто русских литераторов». В 1839 году в Санкт-Петербурге вышел в свет первый том с повестью Дуровой «Серный ключ». На портрете в этой книге она одета по-другому – в чёрный казакин на крючках с небольшим стоячим воротником, на шее – плотно навёрнутый чёрный галстук. Лицо – овальное, брови – высокие, нос – прямой, губы «бантиком», подбородок – круглый. Впоследствии этот портрет, значительно ухудшенный ретушёрами, тиражировался неоднократно: в журнале «Исторический вестник» в 1890 году, в «Военной энциклопедии» издательства И. Сытина в 1912 году, в издании Татарского книжного издательства в 1866 году (Надежда Дурова. Записки кавалерист-девицы), в каталоге выставки «200 лет со дня рождения Н.А. Дуровой» (Ижевск, 1983) и многих других.
В 1837–1840 годах Надежду Андреевну видели две её современницы. Они оставили в мемуарах своеобразное литературное дополнение к портретам, написанным Брюлловым и Гау.
В Москве «кавалерист-девицу» принимала в своём салоне Татьяна Петровна Пасек, урождённая Кучина (1810–1889). «Понедельники были наши, – пишет она. – Кроме упомянутых личностей (М.Н. Загоскин, С.П. Шевырёв, М.П. Погодин, В.И. Даль. – А. Б.), у нас бывали: Фёдор Николаевич Глинка, профессор Фёдор Лукич Морошкин, знаменитый романист того времени Иван Иванович Лажечников, – когда приезжал в Москву… Временами посещала нас девица кавалерист Дурова. Она была уже в пожилых летах, роста среднего, худощавая, с женским добродушным кругловатым лицом, одевалась в сюртук с солдатским „Георгием“ в петлице…» [108]
108
Пасек Т. П. Из дальних лет. Воспоминания. – М.-Л.: Academia, 1931. С. 342–343.
Известная во второй половине XIX века писательница Авдотья Яковлевна Панаева (1819–1893), дочь актеров императорской сцены Брянского (Григорьева) и Степановой, описала Надежду Андреевну подробнее: «Не могу сказать, как отец познакомился с девицей-кавалеристом Александровой (Дуровой). Она приехала к нему и пожелала видеть всех его детей. Мать привела ее в нашу комнату. Я знала, что она была на войне и ранена. Александрова уже была пожилая… Она была среднего роста, худая, лицо земляного цвета, кожа рябоватая и в морщинах; форма лица длинная, черты некрасивые; она щурила глаза, и без того небольшие. Костюм ее был оригинальный: на ее плоской фигуре надет был черный суконный казакин со стоячим воротником… Волосы были коротко острижены и причесаны, как у мужчин. Манеры у нее были мужские; она села на диван, положив одну ногу на другую, уперла руку в колено, а в другой держала длинный чубук и покуривала…» [109]
109
Панаева А. Я. (Головачева). Воспоминания. – М., 1956. С. 62–63.
В петербургском светском обществе встречал в это же время «кавалерист-девицу» драматург Н.В. Сушков: «Солдат Дуров заслужил Георгиевский крест. Далее, переходя из чина в чин, он произведен в штаб-ротмистры. Некоторое время предводительствовал эскадроном… Я видел этого заслуженного воина в доме графа Шереметева. К обеду он повел одну из хозяек. После обеда курил табак из своей гусарской трубки…» [110]
Однако в середине декабря 1806 года дочь сарапульского городничего и жена чиновника 14-го класса Чернова едва ли предполагала, что когда-нибудь станет почетным гостем («к обеду он повел одну из хозяек дома») во дворце Шереметева. Она только радовалась, что ожидание, с некоторых пор ставшее для нее тягостным, закончено. Балабин-старший вернулся домой уже командиром Атаманского полка и с предписанием немедленно выступить в поход со своей воинской частью. Путь казаков лежал к западным границам империи. Полк был назначен в состав корпуса генерала Буксгевдена, действовавшего против французов в Восточной Пруссии.
110
Публикуется по автографу Н. В. Сушкова. Рукописный отдел Государственной библиотеки России им. В. И. Ленина. Ф. 297. П. 1356. ед. 11.
Напоследок женщины-казачки отомстили ей за намерение отрешиться от участи пола, проклятого Богом, и заставили усомниться в успехе «гигантского замысла». «Погрузясь… в размышления, я не слыхала, как все уже ушли, и зала сделалась пуста. Шорох позади меня пробудил мое внимание и извлек из горестных мечтаний очень неприятным образом; ко мне подкрадывалась одна из женщин полковницы: „А вы что же стоите здесь одни, барышня? Друзья ваши на лошадях, и Алкид бегает по двору!“ Это сказала она с видом и усмешкою истинного сатаны. Сердце мое вздрогнуло и облилось кровью; я поспешно ушла от мегеры…» [111]
111
Избранные сочинения кавалерист-девицы Н. А. Дуровой. – М.: Московский рабочий, 1983. С. 50.