Надежда и Вера
Шрифт:
Кто же был этот загадочный человек? Как он вошел в судьбу Павла Смагина? Всю правду о нем мог рассказать только сам Павел Степанович, но между ним и Выкваном был свой кодекс молчания, согласно которому тайна их отношений не подлежала огласке. Не знала всего даже Любовь Петровна – жена Смагина, впервые увидевшая Выквана, когда тот был уже юношей. Сам Павел Степанович увидел его значительно раньше, во время своей очередной геологической экспедиции в далекую тундру. Как раз там к геологам, ютившимся в нескольких палатках, прибился этот странный мальчик с раскосыми глазами, которые смотрели на всех
Местный проводник-тунгус, знавший не только здешние болота, но и местные наречия, обычаи, объяснил молодому инженеру Смагину – руководителю экспедиции, что мальчика, поселившемуся у геологов, звали Выкван, что в переводе означало «камень». Потом объяснил, почему именно. С его слов, когда мальчик появился на свет, имя для него выбирали путем гадания на подвешенных предметах, принадлежащих матери. Собравшиеся в чуме тунгусы стали выкрикивать имена умерших родственников, внимательно следя за тем, какой предмет качнется первым. И когда качнулся подвешенный камушек, сразу было решено назвать новорожденного младенца «камнем» – Выкваном. С этим именем он и рос.
Ему было лет семь, когда он впервые появился в лагере геологов, став для них, спустившихся сюда на вертолете с большой земли, чем-то вроде дикого зверька, не знавшего ничего: ни вкуса конфет, ни запаха пшеничного хлеба, ни слов. С геологами он общался языком жестов и мимики, а со своим соплеменником-проводником – странными звуками, меньше всего напоминавшими человеческую речь.
А потом… Потом начались странные явления, напрямую связанные с этим загадочным гостем. Разузнав через проводника, что интересовало геологов, мальчик стал показывать на карте именно те места, где разведка подтверждала месторождения природного газа и нефти, причем немалые. Геологи брали маленького дикаря с собой на вертолет, откуда тот снова и снова безошибочно указывал точки, обозначенные на карте. Вскоре он стал для небольшой экспедиции чем-то вроде компаса, талисмана удачи, без которого не проходила ни одна разведывательная работа.
Геологи забрали мальчика к себе, взяли его на свое полное содержание и довольствие, в то же время договорившись держать язык за зубами и не докладывать своему начальству, ждавшему экспедицию с результатами на материке, о своем помощнике, едва не каждый день удивлявшего заросших бородачей-первопроходцев новыми и новыми способностями. Он не только безошибочно определял места залежей нефти и газа, но и приводил геологов туда, где водилось много икряной рыбы, так необходимой в скудном рационе жителей северных широт. Одним прикосновением своих теплых, слегка шершавых ладошек он снимал у занемогших участников экспедиции любую боль, избавлял от лихорадки, восстанавливал силы.
Выполнив свою задачу, геологи собирались возвращаться на большую землю, не зная, что делать с маленьким помощником, без которого они уже не мыслили, не представляли своей дальнейшей жизни. Никому не хотелось расставаться с ним, но и брать на себя лишнюю обузу тоже никому не хотелось: почти у всех уже были свои семьи, маленькие дети, домашние заботы. Да и кого было везти? Получеловечка-полузверька? Смешить
Геологи жили предвкушением всего этого, уже почти не обращая внимания на дикаренка, по-прежнему суетившегося у них под ногами, что-то лепеча, отчаянно жестикулируя, показывая на вертолет и в затянутое серыми тучами небо.
– Беда, беда должно быть, однако, – бормотал проводник, пытаясь понять смысл слов и жестов своего соплеменника. – Нельзя лететь вам, однако.
– Какая там беда! – хохотали ему в ответ. – Все беды позади. Теперь вперед за орденами!
Единственный человек, которому не хотелось расставаться с мальчиком-«камнем», был сам Смагин. Казалось, неведомая сила, так странно, так неожиданно соединившая их, теперь не желала разлучать.
– Эх, взял бы я тебя, да некуда, – трепал он курчавую головку, понимая, что его молодая жена Люба, уже ходившая с двойней, никогда не одобрила бы такого поступка, привези он с собой из тундры дитя дикой северной природы. Да и как взять? Не лайку ведь, без которых тунгусы не могли обойтись, а человечка.
Геологи уже начинали грузиться на вертолет, пакуя в специальном отсеке ящики с приборами, палатки, личные вещи, как Смагин вдруг ощутил во всем теле нарастающую слабость и тяжесть.
«Наверное, снова проклятая лихорадка, – подумал он, силясь превозмочь это неприятное состояние. – Ничего, пару часов лету, а там отлежусь в нормальной больнице, отъемся, отосплюсь. Чуть-чуть осталось».
Но его состояние ухудшалось на глазах товарищей так стремительно, что пришлось в собачьей упряжке отправить его в ближайший поселок, где был фельдшер.
– Паша, держись! – подбадривали геологи, спешившие домой. – Денька два-три – и будешь как огурчик. Даже не успеешь заскучать. Сразу вышлем за тобой вертолет, а сами ждать будем. Вместе полетим в область получать награды. А потом загуляем! Лады? Ты только держись и не паникуй.
Когда его привезли в поселок, Смагин был на грани жизни и смерти...
Первым, кого он увидел, придя в сознание, был все тот же дикаренок, сидевший рядом и движением ладошек снимавший остатки внезапной болезни. Неподалеку сидел тунгус-проводник.
– Сколько время? – с трудом выдавил из себя Смагин, пытаясь подняться с постели. – Успеть бы на вертолет. Поди, ребята заждались…
Проводник подошел ближе и удержал Смагина.
– Спешить не надо. Лежать надо, однако. Никто не ждет, однако. Беда… Ох, беда, однако…
И протянул Смагину газету, где в черной рамочке было напечатано сообщение о крушении вертолета в море и гибели всех геологов, кто находился на борту.
– Однако.., – прошептал ошеломленный Смагин, только сейчас начиная осознавать прямую связь своей болезни с гибелью экспедиции, которую возглавлял. Ведь если бы не эта странная лихорадка, лежал бы сейчас и сам Смагин там, где лежали его друзья – на дне штормового моря, куда не вышел ни один спасательный корабль. Впрочем, спасать было уже некого.