Надежда на прошлое, или Дао постапокалипсиса

Шкиль Евгений

Неожиданно волна, большая, чем остальные, ударила в бочки плота. Юл вскрикнул, руки его задрожали от напряжения.

– А ты и не колдун вовсе, ты, оказывается, боишься...

– Ты просто дура вместе со всеми своими байкерами!
– Юл разозлился, и злость стала постепенно вытеснять страх.

– Сам дурак!
– вспыхнула Хона.
– Я тебя сейчас в воду сброшу!

– Давай, попробуй, дура! Сама улетишь туда!

Байкерша зарычала и швырнула в напарника рыбиной. Та шлепнулась о щеку Юла и, проскользнув в щель между перекладинами поддона, ушла в речную пучину.

–

Ну, точно дура, мы остались без еды...
– и страх и злость как рукой сняло.

Парень и девушка посмотрели друг другу в глаза и внезапно рассмеялись. Это беззаботное веселье среди волн, быть может, длилось бы еще долго, если бы не прогремел оглушительный гром, а следом резкий порыв ветра действительно чуть не скинул обоих за борт.

Парень тревожно осмотрелся:

– Мы уже в Пагуби! Вон, сзади устье реки, по которой мы плыли.

– Давай так, - предложила Хона, - я спущусь в воду, раз ты боишься...

– Я не боюсь...

– Заткнись! Я спущусь в воду, и буду грести ногами к берегу, а ты давай веслом.

Парень согласился с планом напарницы. Единственное, что он добавил от себя, достал из сумы втрое сплетенную лиану и привязал Хону к палете, чтобы девушку ненароком не унесло. К счастью, ветер дул в сторону суши, и вскоре Юл нащупал дно шестом. Тогда он помог байкерше залезть на поддоны и быстро, несмотря на кровавые мозоли на руках, погнал плот к берегу. Когда спутники оказались на отмели, грянул ливень.

Похватав вещи, парень и девушка бросились в рощу. От дождя нигде нельзя было укрыться, и они неслись между деревьями, сквозь кустарники, пока не выскочили на травяной пустырь, оканчивающийся песчаным берегом, о который разбивались черные волны. Напарники вовремя причалили, начинался самый что ни на есть натуральный шторм.

– Как это?!
– удивленно прокричала девушка.
– Почему здесь вода?

– Может, мы на острове?
– предположил парень.

– Баггерхелл!
– выругалась Хона.

– Смотри, там что-то есть!
– младший правнук указал в чащу, где в глубине темнело странное пятно.

Напарники помчались к нему. Пятном оказался покосившийся двускатный шалаш. Навес был сделан из сиреневой шкуры неизвестного Юлу животного: то ли коровы, то ли лошади, то ли еще какого-то копытного.

Парень заглянул внутрь. Толстая ветка, служащая несущим стропилом, оказалась надломанной посередине. В центре был вырыт порядком засорившийся приямок. Повсюду валялись солома, сухие ветки, раздробленные кости мелких животных. Видимо, с прошлого года хозяин не посещал своего жилища.

– Я туда не полезу, - запротестовала Хона, - это палатка выродков. Посмотри на навес, он же сделан из шкуры хорсата.

– Из кого?
– не понял парень.

– Из отродья, рожденного адской шлюхой Радиацией от случки с жеребцом.

– Перестань, ты даже в Пагубь полезла, чтобы плот до острова быстрее дотянуть. А ведь у вас она запретная река и наплевала ты на то, что ваш стальной Харлей рассердился и бурю наслал.

– Я не наплевала, - дрожа, произнесла Хона, с ее подбородка тонким ручейком стекала дождевая вода, - у байкеров просто положено идти наперекор судьбе. Это считается особым подвигом, и Харлей

Небесный на самом деле любит тех, кому он шлет испытания и кто не боится их проходить, даже если ты поносишь весь священный табун самыми последними словами. У нас есть даже такая судьбоносная баллада: "Жить вопреки" называется...

– Ну, вот, - сказал Юл, - погреться в палатке выродка - это тоже вопреки.

– С тобой не поспоришь, - произнесла Хона и нырнула в шалаш.

Развести костер с помощью кресала не получалось очень долго. Наконец, солома занялась и путники, набросав веток в приямок, протянули к огню трясущиеся руки.

– А я и вправду дура, - сказала Хона, немного отойдя, - бросила в тебя рыбу, а теперь и съесть нечего. А кушать очень хочется.

Юл ничего не ответил, у него у самого сводило желудок.

– Вспомнила!
– внезапно обрадовалась девушка и полезла в суму. Порывшись, она достала фазанье яйцо, пробила кресалом дырочку в скорлупе:

– Одно осталось. На!

– Пей его сама, - сказал парень, но живот его предательски заурчал.

– Я что похожа на пидо... то есть на баггера, чтобы жлобиться?
– байкерша чуть отпила из яйца и поднесла его к губам младшего правнука.
– Пей, давай, а то я разобью его о твою глупую башку. Не веришь?

Юл достаточно знал Хону, чтобы поверить, а потому взял яйцо и отпил, затем передал его обратно напарнице. Так они, глядя друг на друга, и цедили желток: вымокшие, голодные, продрогшие, но отчего-то невероятно счастливые. И в этот миг каждый из них готов был променять все что угодно на маленькое непостижимое чудо единения сердец в покосившемся шалаше на неизвестном острове посреди бушующей стихии, лишь бы только греться в теплоте улыбок и сиянии глаз и никогда больше не расставаться.

Гексаграмма 30 (Ли) - Расставание

Не бывает пути без препятствий, а приобретений - без потерь

Обряд прощания с Дукатом Великолепным из клана Вилсов, первым павшим на испытании длинной дорогой, закончился после полуночи. Труп занесли в заросший заброшенный покосившийся сарай, который обложили ветвями и сухим сеном, и подожгли. Ури произнес нараспев обязательную в таких случаях заупокойную судьбоносную балладу, начинающуюся со слов: "Этот парень был из тех, кто просто любит жизнь...".

При свете горящего здания байкеры устроили скромную поминальную трапезу, вспоминая погибшего только добрым словом, потом, выставив дозоры, разместились на ночлег. Утром отряд не стал следовать руслу речки, по которой ушли беглецы, но, забрав с собой байка Хоны, отправился в юго-западном направлении, тем самым срезав путь. Местность была испещрена многочисленными ериками, что существенно затрудняло быстрое продвижение. Каждый раз, объезжая или переправляясь через очередной ледяной ручей, Ури изрыгал неисчислимые потоки брани, кляня всех известных отродий баггерхелла и родственников собственной дочери по материнской линии вплоть до седьмого колена. А когда ко всему прочему начала портиться погода и первые молнии озарили почерневший от грозовых туч небосклон, президент Дэнджеров изрек такую многоэтажную тираду, которую, пожалуй, земля не слышала с самого ее сотворения Харлеем Изначальным.