Надежда на прошлое, или Дао постапокалипсиса
Шрифт:
– Тебе легко, на тебя ведь не действуют чары черных вердогов.
– Не действует...
Юлу очень хотелось доказать, что и на Хону гипнотическая сила собак тоже не будет влиять, если она разуверится в сказках, которые внушили ей в детстве. Но как ей это объяснить? Он уже один раз пытался. И тут парня посетила идея. Когда-то прадед Олег в шутку лечил его и Темерку от страха перед вездесущей демоницей Радиацией-Ягой. Темерка, наверное, до сих пор так и верит в силу заговора, а подросшему Юлу последний из предков объяснил суть.
– Хочешь, и на тебя не будут действовать?
–
– брови Хоны поднялись.
– Понимаешь, - Юл скорчил серьезную мину, - мне нельзя об этом говорить, но тебе скажу. Мой прадед Олег, чей прах я везу к морю, был великим колдуном, и он знал заклинание, благодаря которому не страшен никакой гипноз... ну, то есть чары.
– Врешь, как всегда!
– выпалила Хона, но глаза ее загорелись жадным любопытством.
– Эх, это мне тебя еще воспитывать и воспитывать, - произнес Юл, - хочешь, прочитаю заклинание специально для тебя. Оно называется "заговором Великого Плацебо".
– Чего?
– Плацебо. Возможно, так звали одного из небесных байков, о которых вы просто не слышали...
– И зачем тебе это нужно?
– Ну, просто...
– парень как бы замялся, смутился, - при посторонних это заклинание нельзя произносить, но... ты ведь мне не посторонняя...
– Ладно, давай, - согласилась Хона после минутного раздумья.
Парень потер ладони, приложил их ко лбу девушки и продекламировал:
– Интерпретирую твою фобию, как иррациональное, которое есть самоподдерживающаяся фрустрация по отношению к непостижимой, а оттого враждебной окружающей среде, и дарую тебе Великое Плацебо отваги, дабы страхи твои канули в Лету, и ты оседлала собственную Тень.
Парень убрал руки от головы девушки.
– Все, - сказал он, - теперь ты можешь смело смотреть в глаза черным собакам.
– Я ничего не поняла, - призналась Хона, - но... это правда? Вердог теперь не зачарует меня?
– Не зачарует, - не моргнув глазом, произнес Юл.
– И я тебе не посторонняя?
– Не посторонняя, - подтвердил юноша, и сердце его забилось чаще и сильнее.
Он вдруг страстно возжелал наступления ночи, но день все никак не хотел уступать свои права темноте, небо с облаками на горизонте было по-прежнему светло и будто специально мучило парня невыносимой яркостью. Он заглянул в глаза Хоны и провалился в какое-то всеобволакивающее счастье, где каждая клеточка напряженного тела пузырится неизъяснимой радостью и жаждой слиться в безумном экстазе с другим таким же напряженным и счастливым телом. Юл привык контролировать себя, но сейчас он не мог обуздать это наваждение и, главное, не имел никакого желания делать это.
– Я не хочу, чтобы ты был рабом, - прошептала Хона, необычайно ловко скинув с себя кожаную кирасу, - я хочу равного...
"...хочу равного... что бы это значило?.." - вопрос, будто маленькая волна от камушка, брошенного в воду, прошел легкой рябью по сознанию парня и тут же затух.
Юл коснулся ладонью груди Хоны. Он ощущал ее тепло и силу даже через ткань, а затем парень прильнул к девушке и повалился с ней на плот.
– Закрой глаза, коснись меня, ты пахнешь соблазном и медом, - зашептала байкерша, стягивая
– Что это?
– выдавил из себя Юл, задыхаясь от сладостного предвкушения, от прикосновения к чему-то, чего он еще ни разу не испытывал.
– Это судьбоносная баллада об искушении и любящих сердцах...
– Я о другом, что это?..
– Закройся уже, и ничего не спрашивай!
– Хона буквально впилась в Юла, прокусила ему до крови нижнюю губу.
Было больно, но и безумно приятно. Парень захлебнулся восторгом, а его руки сами собой проникли в брюки байкерши, пальцы нащупали бугорок, едва покрытый растительностью и...
Хона вдруг отстранилась, глубоко втянула воздух, к чему-то прислушалась. Юл потянул ее к себе, но она оттолкнула младшего правнука:
– Тихо!
– Что? Давай...
– Тихо, я сказала! Слышишь вердоги воют?
– Они и до этого выли...
– разочарованно произнес парень.
– По-другому выли... и еще...
И тут Юл услышал конский топот, а следом знакомый голосище заглушил отчаянный вой псов:
– Только не смотрите черным в зенки, лупи тварей!
– Папа!
– воскликнула Хона, вскочив на ноги.
– Все, триндец!
Юл никак не мог прийти в себя, лежал на плоту, а Хона, схватив суму с удочками и нацепив акинак, уже орала:
– Долбаный кегль, какого баггера ты разлегся, вставай, уходим!
На улице слышались рык, подвывание, скулеж, конское ржание, отборная ругань, звон тетивы и металла.
Юл подорвался, одел рубаху.
– Сталкиваем плот, - протараторил он, - по идее он должен упасть на край берега, потом прыгаем, только отталкивайся посильней, чтобы в воду упасть, а не на землю.
– Без тебя знаю! Давай, давай, быстрей!
С первого раза сдвинуть плот не получилось. Одна из бочек зацепилась за штыри, торчащие из бетона. Пришлось приподнимать всю конструкцию. Наконец, после минутного усердия плот полетел вниз. Следом Юл скинул осиновый шест и пластмассовое весло. Парень хотел что-то сказать напарнице, но не успел, Хона молча, с короткого разбега сиганула с лоджии. Послышался плеск. Младший правнук закинул на плечо походную сумку, схватил гладиус, принялся искать малую боевую лопату. Было уже довольно-таки темно, и парню пришлось на ощупь перебирать хлам, лежащий в углу.
– Ну где ты там!
– послышался нетерпеливый окрик Хоны.
– Я уже плот в воду затолкала!
– Я... лопата!
– прохрипел Юл.
– Да здесь она! Ты ее с веслом скинул, наверно! Давай, быстрей!
Парень прыгнул вниз. На какое-то мгновение он полностью погрузился в воду, а потом с силой оттолкнулся от дна, буквально взлетев над поверхностью; место, куда упал Юл, оказалось неглубоким. В следующий миг он уже залазил на палеты.
– Шест! Где шест?
Хона протянула младшему правнука то, что он хотел. Парень быстро выгнал плот на середину речки. Течение было очень медленным, и потому Юл неустанно работал шестом, а его напарница - веслом, чтобы как можно быстрее покинуть злополучное место, где схватились не на жизнь, а на смерть псы и люди.