Надежда

Шевченко Лариса Яковлевна

— Как же бедные женщины там ежедневно работают? — сокрушались мы.

— Неужели нельзя создать нормальные условия? Там, наверное, и курам гадко жить, если мы чуть в обморок не падали. Вот бы председателя на денек запереть в курятнике!

— Его одно волнует: как бы начальству угодить. Мутный человек, — услышала я позади себя возмущенный шепот.

— На комбайне жара, пылища, остюки, но в поле все же легче, чем в курятнике, — убежденно заметила Рая Соловьева.

— В свинарнике тоже вонь, но так мозги не вышибает, — сочувственно добавила Лагутина Валя.

— Дед рассказывал, что в городе, на химзаводе, тоже несладко — вмешалась я в разговор.

— Но рабочим за вредность доплачивают.

А у нас считается, что колхозники на свежем воздухе работают, — вспылил кто-то из мальчишек.

Примолкли. Вечернее небо смотрело на нас редкими глазами облаков мягко и спокойно. Ветер слегка шуршал ближайшей лесополосой. Наши мысли и заботы незаметно уплывали и растворялись в вечерней сини неба.

— Завтра идем на кукурузное поле. С собой каждому взять лопату и сумку для семян. Ведра не нужны. Земля влажная. Повезло вам, воду таскать не придется, — сказал учитель математики, тяжело поднимаясь с земли.

— Петр Андреевич, наденьте, пожалуйста, завтра черную шляпу.

— Зачем? — удивился он.

— Мы заметили, что когда вы в ней, дождь обязательно бывает, — дружно засмеялись ребята.

— Надену, — улыбнулся Петр Андреевич, — но только, если дождь будет моросящий, все равно приходите. Поняли?

— Да уж, конечно, не сахарные. Не растаем, — подтвердили мы и отправились по домам.

ДЕЛА КОЛХОЗНЫЕ

Сегодня сажаем помидоры. На каждый рядок учитель ставит троих: один ямку копает, другой перегной сыплет, третий поливает. После каждого рядка меняемся ролями, чтобы не обидно было. Рядок длиной в километр. Навоз и вода в конце поля.

С утра я весело носилась по полю. Потом притомилась. Гляжу: на соседнем рядке пацаны то перегноя горсть не бросят, то воды не плеснут. А под конец начали бросать рассаду на землю и кирзовыми сапогами пылью корешки присыпать. Я возмутилась:

— Старушки с нашей улицы выращивали рассаду в чертовых торфоперегнойных горшочках, над каждым растением колдовали, а вы, варвары, губите их.

— И чего бы ты соображала! Как приехала городской, так ею и осталась! Я читал в журнале, что помидор лучше приживается, если его под углом сорок пять градусов сажать. И к тому же в наш чернозем, как ни положи, все равно вырастет. Мы с братом три года назад веток нарезали и воткнули в землю, а теперь вокруг дома молодая роща. Поняла?

— Все равно нельзя так работать, — упрямо повторила я.

— Если бы ты видела штабели ящиков с гнилыми помидорами на сушильном заводе, не приставала бы к нам, — оборонялись ребята.

— Это не мое дело. Мы обязаны хорошо работать, — продолжала настаивать я.

— Все должны, — отмахнулись ребята.

Я сломила две лозины в придорожном кустарнике и пометила крестом ряд, где работали халтурщики, а свой — половинкой красного кирпича, валявшегося тут же, у дороги.

Через два месяца снова пришла на это же место. Помидоры выросли мне по пояс. У них мощные толстые стебли, сочная листва. Крупные красные плоды висят гирляндами. Нашла свой ряд. Все кусты на месте, а в ряду безответственных ребят пропало всего десять, остальные не хуже моих стоят. Меня это обрадовало и удивило. Вечером спросила у бабушки:

— Почему дома помидоры кохаешь-кохаешь (ухаживаешь), но они все равно хилые, а колхозные как богатыри.

Она объяснила:

— У них агротехника соблюдается, удобрения вносят разные и земля хорошая, потому что отдыхает под парами. А на наших огородах картошка каждый год, да помидоры. Севооборота нет. — И сокрушенно добавила: — Жаль, что урожаем в колхозе по-хозяйски распорядиться не могут.

ВРЕМЯ РАДОВАТЬСЯ

Самое прекрасное время суток летом — от семи до

девяти часов вечера, когда мы веселой компанией ходим за село встречать скот. Пастух бросает стадо возле колхозной фермы. Здесь дети и хозяйки разбирают своих животных и сами следят за тем, чтобы они не забрели на поле или, не дай бог, в чужой огород. Выходим, если удается, за час. Собираемся в ложбине за нашим огородом. Каждый приносит с собой еду. Угощаем друг друга. Особенно нравится всем сало со шкуркой, потому что не у всех оно бывает. Ведь шкуру поросенка положено сдавать в государство. В некоторых семьях режут поросят в подвале, чтобы побаловать детей. «Что требовалось по плану, сдали, так чего бояться?» — удивляюсь я. «Привычка», — объяснила мне соседка Валя, когда я проявила излишнее любопытство.

Пока идем по селу, со всех ближайших улиц к нам сбегается детвора. Я уже всех знаю. Горластые ребята — с улицы Гвардейской. У них своя компания, свои законы, но, когда мы вместе, различий не делается. А не очень веселые — с Барановки, что за кладбищем. У них даже шутки и байки все про мертвецов да чудищ ночных. Видно, сказывается место проживания. На юмористические истории у нас только Владька с Нижней улицы способен. Он поистине неистощим и кого угодно до коликов в животе доведет. И малыши говорят между собой не просто так, а все с прибаутками, считалками и стишками. Когда хвалятся друг перед другом кусками хлеба с «присыпками», то сразу видны их характеры:

— Сорок один — ем один, — кричит Санька.

— Сорок восемь — пополам просим, — пристает Олежка к Наде.

— Давай посчитаемся. Если мне выпадет водить, ты отдаешь половину своего угощения, — предлагает он.

— Спорим, ну, спорим?! — азартно кричит Гриша с Гиганта.

Проигрывает, а все равно спорит. Заводной! Слышу, кто-то запел:

Карандаш, карандаш,

Когда деньги отдашь?

Когда пузо продам,

Когда деньги отдам».

Девочки, те, что постарше меня, шушукаются, лукаво поглядывая в сторону мальчишек, идущих в парк. Их еще не пускают на танцы, но они уже знают всех старшеклассников. Эти девочки еще принадлежат нашей компании, но у них уже появились свои секреты. Но никто не обижается и в их дела не лезет. Но если у кого-нибудь из младших ребят тормоза не работают, эти девочки растащат и драчунов, и спорщиков, да еще подзатыльников надают за непослушание.

Счастливое время! Мы деремся на шпагах из орешника, разворачиваем грандиозные сражения, изобретаем новые игры. Ребята научили меня ходить на ходулях. Еще катаемся по холмам, валяемся на траве, визжим до потери пульса. Никто нас не ругает, не контролирует. И если по какой-то причине меня не пускают к друзьям, я воспринимаю это как трагедию. День прожит зря, ну, по крайней мере, не на полную катушку!

Здесь забываются обиды. Здесь рождается радость.

А еще мне нравятся «бесиловки» и соревнования. Вчера выясняли, кого лучше корова слушается. Первое задание было: держась за оба рога, заставить корову свернуть в нужную сторону. Рисковое занятие, поэтому Сережке Крикуну мы не позволили участвовать. Очень норовистая у него скотина. Прямо как бык по характеру. И круп мощнейший.

А мне повезло. Женька у нас скромная, безобидная. И зачем ей рога, если она ими никогда не пользуется? Для моих развлечений?! Ростом я удалась, но худоба! Даже бараньего веса не набираю. Поэтому прежде всего нашла надежную опору для ног, а потом уж мертвой хваткой вцепилась в рога. Женька поупрямилась немного и сдалась на милость победителя. Я в самый короткий срок уложилась. Быстрей всех «обломала» буренушку.