Надежда

Шевченко Лариса Яковлевна

— Очень.

— А тетя Люба?

— Не знаю. Обиженную из себя строит.

— Хотела бы я иметь такого друга, как твой Саша.

— Повезло мне с соседом, — согласилась Альбина.

Альбина расплела косы, и черные кудрявые волосы рассыпались по ее пухлым белым плечам. Я тоже сняла ленты и туго обвила их вокруг никелированной спинки железной кровати, чтобы утром не гладить.

— Странно, я думала ты блондинка, а у тебя в косах волосы рыжие, — удивилась Аля.

— А почему у тебя летом на голове не выгорают волосы?

— Я без шляпы не выхожу на улицу. Замучилась бороться с веснушками.

— А я их люблю, каждую весну жду. У моего друга на лице

круглый год были великолепные огромные веснушки.

— Где он теперь?

— Не знаю. Судьба нам выпала такая, — тихо вздохнула я.

Альбина больше не расспрашивала меня.

Луна укрылась черным одеялом туч. Я отвернулась к стене.

ОДНОЙ ЧЕСТНОСТИ МАЛО

Я уже запомнила дорогу к самому большому универмагу города, поэтому беззаботно вприпрыжку бегу по улице, размахивая сумкой выше головы. На торце одного здания висит огромный портрет В.И. Ленина. Он улыбается. Рядом надпись: «Верной дорогой идете, товарищи». Дальше памятник Ленину. Он показывает рукой в другую сторону.

На улице много людей. И яркое солнце, и люди мне в радость. Настроение великолепное! Жизнь прекрасна и удивительна! Вернее больше удивительна, чем прекрасна. Но это тоже хорошо! Подпрыгиваю у каждого дерева, пытаюсь достать нижние ветки. Не всегда получается. Ну и ладно. Подскочила к серебристому тополю. Одна огромная ветвь склонилась над тротуаром. Люди обходят ее и торопятся дальше. Ветка им мешает. Я вижу раздражение на лицах некоторых пешеходов.

Солнце вынырнуло из облака. И вдруг сотни маленьких огоньков засветились перед моими глазами. От неожиданности отступила с тротуара на влажную упругую землю, не понимая, что означает такая прелесть. Солнце опять спряталось в пуховом облаке, и я увидела, как плачет надломленная ветром ветка. Большие листья у основания засохли, и вяло вздрагивали от малейшего ветерка. Почки на концах маленьких веточек так и не распустились. Видно, в жару не доходили до них соки по раненому стволику. А ливнями последних дней попыталась ожить ветка. Потекли соки, но поздно умирающая ветка получила живительную влагу. Не смогли проснуться иссушенные жарой клетки. И стекает влага вниз и висит на кончике каждой нераспустившейся почки капельками вязкой, клейкой янтарной жидкости, как застывающая, но еще живая кровь дерева. Без солнца капли излучали тусклый, печальный свет уходящей жизни.

Снова жар-птицей в небе вспорхнуло солнце, и заискрилась праздничными гирляндами сломанная ветка. И было в этом трагичном уходе из жизни что-то особенное, непонятное, не страшное. Дерево словно говорило мне: «Не печалься, смотри, как я горю огнями. Мне хорошо в эти последние дни жизни. Все нормально! Жизнь все равно продолжается!»

Есть такое предназначение у природы — радовать. И от этой нехитрой мысли мне сделалось удивительно радостно, даже петь захотелось.

Восхищенная красотой, я хожу вокруг дерева. Волнительная нежность и воистину возвышенная грусть обволакивают меня своими теплыми объятиями. Легкая восторженность наполняет душу и поднимает высоко-высоко в пронзительную небесную синь к белым невесомым облакам. Завораживающее свечение лучезарных янтарных капелек согревает меня в этот момент во сто крат сильнее самого солнца. Это тепло для души. Мне хочется кричать: «Не проходите мимо красоты природы! Какое счастье видеть ее, наслаждаться ею! Что мы без нее?!»

А люди спешили...

Около универмага я встретилась с матерью и передала ей пустые сумки. Она отправилась на второй этаж, а я осталась рассматривать витрины ювелирного отдела.

Манекены здесь

неотразимые!

И вдруг увидела на полу грязную цепочку. Подняла и подала дородной женщине-кассиру со словами:

— Посмотрите, пожалуйста, она золотая?

— Где ты ее взяла? — спросила та строго.

— В магазине нашла, — ответила я вежливо.

Кассир внимательно, через лупу осмотрела мою находку и спокойным небрежным движением бросила в ящичек кассы.

Я опешила от такого поворота событий, но, побаиваясь своей смелости, все-таки пролепетала:

— Отдайте цепочку! Я слышала, что хозяин утерянной вещи обязан дать мне награду. Только я и так отдам. Жалко человека, который теряет.

— Деточка, я до глубины души тронута твоей добротой! — самодовольным, издевательским тоном произнесла толстуха.

«Она глумится надо мной!» — дрожа от возмущения, лихорадочно думала я, не представляя, что предпринять дальше. А кассирша нагло рассмеялась мне в лицо и презрительно сказала:

— Что растопырилась? Уйди, не мешай работать!

Тут я взъерепенилась:

— Вы украли мою находку! Отдайте!

— У нас, куда ни ступи, все на дурака нарвешься, — ухмыляясь, заявила жирная тетка.

— Не уйду! Я объявление о находке повешу и милиционера позову, — мужественно сквозь слезы наступала я.

— Я ничего у тебя не брала. Понятно! — не моргнув глазом, соврала кассирша.

Я никогда не слышала, чтобы так беззастенчиво лгали, и теперь уж вовсе растерялась. Как опровергнуть очевидную ложь? Кинуться отнимать цепочку? Воровкой сочтут. Чем докажу свою правоту? Я стояла ошарашенная и подавленная глупой, обидной, безвыходной ситуацией.

— Так нечестно, — с дрожью в голосе вымолвила я и запнулась, нервно теребя носовой платок.

Видя мое явно пораженческое настроение, гадкая тетка решила окончательно разделаться со мной.

— Вали отсюда, а то возьму за шкирку и выкину из магазина! — грозно сообщила она о своем намерении в ответ на мое неуверенное обиженное верещание. И вдруг начала смеяться дробненько и приглушенно.

Обида взорвала меня, и злость выплеснулась фонтаном слов.

— Что во мне смешного? Назло не уйду! Маму позову, она наведет у вас порядок, научит честности! — завопила я что было сил.

Появились зрители. Назревал скандал. Кассир забеспокоилась, пошепталась с юркой вертлявой продавщицей, а потом взяла с собой цепочку и, снисходительно ухмыляясь, удалилась из отдела. На ее место пришла другая женщина, надменная как изваяние. Я поняла, что это конец грустного спектакля. Обида вновь заклокотала во мне. Должна же существовать справедливость! Если я ребенок, так меня можно дурочкой выставлять! От бессилия разревелась и ушла из отдела неуверенной заплетающейся походкой. Позднее раскаяние охватило меня: «И ведь на самом деле наивная дурочка! Сама виновата. Пустила козу в огород. Так мне и надо!» — думала я, постепенно осознавая рассудком свое нелепое наивное поведение.

Вновь попыталась разобраться в себе. Сама цепочка ушла на второй план. Меня уже волновали проблемы более важные. Почему отдала цепочку тетке? Неприспособленная к жизни? Приучили безоговорочно доверять взрослым? Почему не сумела выйти из трудного положения? Ведь обязана была его исправить, раз сама виновата. Привыкла подчиняться? А может, потому что беспардонная наглость всегда шокирует, обезоруживает меня, выбивает из нормальной колеи? Я беззащитна перед ней. Столбом бессловесным становлюсь. Я завидую девчонкам, которых грубое слово возвращает к полному, ясному осознанию реальности? Я всегда была такой или родители излишней строгостью перевоспитали?